Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа
Шрифт:
Я решаю вернуться к делу.
— Луций, являюсь я его последователем или нет, это все же не освобождает меня от обязанности передать тебе решение Синедриона.
— Конечно же нет. Я и не имел этого в виду, только хотел сказать, что, должно быть, они очень тебе доверяют. Будь я на их месте, я бы опасался, что ты можешь и не передать мои слова в точности. Хочешь вина?
— Премного благодарен, но нет.
—
— Сейчас не хочу пить.
Пожав плечами, Пилат отпивает вина из чаши. Эта чаша — настоящее произведение искусства. По краю изображена колонна марширующих римских солдат в красной форме со щитами и в бронзовых шлемах. Потрясающая работа. Различим даже герб на каждом из щитов.
— Правда или нет, что людям твоего народа запрещается покидать свои дома после с захода солнца сегодняшнего дня? — небрежно спрашивает Пилат.
— Да, префект, с того момента, когда два свидетеля смогут счесть на небе три звезды.
— И нарушить этот закон — серьезное преступление?
— Да, это так.
Пилат неодобрительно ухмыляется.
— Значит, тогда все будет тихо. После всего этого ужасного шума и толкотни на рынках я с нетерпением жду тишины.
Глядя на меня, он улыбается и делает знак помощнику, чтобы тот долил ему в чашу вина. Помощник выполняет приказание, а я теряюсь в догадках, что же у него на уме. Он никогда не задает вопросов просто так, а еврейские законы, касающиеся Песаха, он знает практически не хуже меня. В бытность его здесь уже прошло три Песаха.
— Да, будет тихо, — с подозрением говорю я, — если ты не собираешься сам вызвать волнения. Иначе зачем у тебя во дворце целая когорта солдат?
— Какие волнения? Ты имеешь в виду казнь твоего жалкого незаконнорожденного друга, которого только что привели? Это вызовет бунт? Или, правильнее сказать, еще один бунт?
Охранники отступают назад, оставляя Иешуа стоять одного посреди зала в янтарном свете светильников. Его взгляд, похоже, устремлен в какое-то нездешнее царство, и то, что он видит, не слишком ему нравится.
Мускулы у меня на животе сжимаются.
— Иешуа бен Пантеру очень любят почти все, о чем свидетельствует восторженный прием, оказанный ему пару дней назад, когда он въехал в город на «уродливом маленьком осле», как ты сказал. И как ты знаешь, здесь почти все ненавидят Рим. Так что вполне очевидно: тебе не стоит провоцировать бунт.
— А тебе должно быть очевидно, что я не могу игнорировать факт государственной измены.
Я откидываю голову, выставляя вперед подбородок.
— Префект, собрание Совета семидесяти одного продолжалось почти всю ночь. Мы допросили Иешуа бен Пантеру и свидетелей. Мы не нашли доказательств государственной измены. Показания свидетелей практически ни в чем не совпадают. Если у тебя есть другие доказательства, мы были бы очень признательны, если бы ты позволил нам с ними ознакомиться.
— У меня есть два свидетеля, которые, будучи допрошены каждый по отдельности, подтвердили совершение им деяний, составляющих факт государственной измены по отношению к Риму, — без обиняков отвечает Пилат.
— Это уважаемые люди?
— Презренные люди. Зелоты. На этой неделе они уже убили троих моих солдат во время беспорядков, случившихся у ворот Храма. Безусловно, я приговорил их к смерти, но после долгого бичевания они рассказали многое, в том числе назвали бен Пантеру в числе людей, их поддерживающих. Я подозреваю, что он намеренно спровоцировал беспорядки, чтобы дать зелотам возможность напасть на моих людей.
Такое обвинение заставляет меня просто остолбенеть.
— Как зовут этих зелотов?
— Дисмас и Гестас. Оба родом из Галила… как и твой друг, насколько мне известно.
Я выслушиваю это, даже не моргнув.
— Быть родом из одной и той же местности вряд ли является преступлением, Луций. Говорили ли эти зелоты, что Иешуа бен Пантера входит в их организацию или что он согласился помогать им…
— Если я не ошибаюсь, одного из его последователей зовут Шимон Зелот? Именно так мне сообщили мои осведомители. Может, тут какая-то неточность?
Он ждет моего ответа, заранее зная его.
— Ты не ошибаешься, префект, но…
— А как насчет другого, именуемого Иуда Сикарий? Не потому ли у него такое прозвище, что он является членом тайного общества сикариев, людей кинжала?
Мое сердце колотится как бешеное, но я поднимаю брови, изображая крайнее удивление.
— Да ты, Луций, просто ученый. Но к чему ты клонишь?
— К тому, что бен Пантера открыто принимает в ряды своих последователей врагов Рима, — ухмыляясь, отвечает он.
— Это не имеет особого значения. Он также принимает прокаженных, сборщиков податей и женщин. Не имеет значения, кто они и во что они верят, если…
— Иосиф, известно ли тебе, что в долине Кидрон, всего в паре шагов от того места, где живет со своими жалкими учениками твой друг бен Пантера, находится большой тайный лагерь зелотов? Они, можно сказать, живут вместе.