Предчувствие смуты
Шрифт:
Когда отставник удалился, чтоб ребята поели и немного поспали, Илья придирчиво оглядел гараж, напоминавший гостиничный номер. Здесь было уютно и прохладно.
— Укромное место для террористов. Ты заметил, Микола, хозяин-то вовсе не русский.
— А кто же?
— Кавказец. «Может быть, может быть». — Илья передразнил отставника. — Когда-то я взял у Юльки книжку. Там было про японского шпиона. Шпион изображал из себя русского офицера, инвалида. Инвалид ходил по штабам, требовал увеличить ему пенсию, а сам вынюхивал, чтобы узнать что-то важное и передать в Японию… Ты заметил, Колян, и этот отставник похож на японца, а может, на чеченца.
Микола, выкладывая из сундучка продукты, хмыкнул:
— Тоже мне, наблюдатель… Сравнил Японию и Кавказ… Да если что чеченцам надо, они купят любой секрет. Никита говорил: завтра наши будут минировать, а они с ночи туда своих снайперов…
— Ты, Колян, на что намекаешь?
— На то самое.
— Тогда мы долго будем гробы перекладывать. Раньше таким, как мы, желали: возить вам — не перевозить. Впрочем… это уже гробовая политика.
— Ляд с ней, с гробовой политикой… Давай завтракать.
Завтракали без аппетита, доедали вареную индейку. В знойную погоду она быстро стала припахивать. Прикинули: дорога только начинается, да в Гудермесе попридержат, выписывая пропуска, индейка совсем испортится. А покупать продукты Зенон Мартынович не советовал. С ним был согласен и Алексей Романович. Кто воевал в Афганистане и вернулся оттуда живым, рассказывает всякие ужасы. Так что не ешь и не пей чужое, и тогда к тебе никакая зараза не пристанет, а еще не пользуйся чужой посудой. Кто не слушался командира, тот пожалел.
А Зенон Мартынович разве не командир? Хотя, если разобраться, для Миколы он никакой не командир. Но Соломия перед ним как солдат перед старшиной. И получалось, что и Микола, как солдат. Зенон Мартынович уже крепко взял его за душу, а душа его принадлежала Соломии.
Только в шестом часу, в предвечернее время, около гаражей появился отставник. Он принес обещанный пропуск, предупредил: в пути при всех обстоятельствах вести себя спокойно, документы предъявлять по первому требованию патрульных, уметь вести непринужденный разговор, как будто перед вами ваши давние знакомые. Крышку гроба сдвинуть, чтоб на КПП было видно, что в гробу нет контрабанды.
— Это чтоб мигранта под видом мертвеца?.. — прикинулся простачком Илья и выразительно посмотрел в глаза отставнику, пытаясь окончательно убедиться, что перед ним действительно кавказец.
— Все может быть.
Отставник не разрешил выезжать на улицу раньше указанного времени.
— Чтоб не было крушения? — съязвил Илья.
— Считайте как хотите, а изделие должно быть доставлено точно в срок. Вас разве не инструктировали?
— Кто?
Выехали, как и вчера, на ночь глядя. Ночная езда для водителя утомительна. Но секрет был в другом. Оказывается, ночью уазик с украинскими номерами меньше привлекает внимание. Так, по крайней мере, объяснил отставной подполковник. Украинским водителям приходится чаще раскошеливаться, даже если с их стороны и нет нарушений. Теперь Украина не просто соседняя республика, а соседнее государство, таможенные сборы — чуть ли не главная статья пополнения украинского бюджета.
Провожая в дорогу, теперь уже до Гудермеса, отставник не забыл спросить:
— Оружие при вас?
— Нет.
— Это хорошо. А то все может быть. Но в случае затруднений вам обязательно помогут.
— Уж это точно, заграница поможет, — съязвил Илья.
Уточнять не стали, кто и при каких затруднениях будет помогать. Здесь для слобожан, куда ни взгляни, все — заграница. И выручка ой, как нужна! Без выручки по этой магистрали проехать невозможно, как и по другим. Сегодня Кавказ и для кавказцев — мачеха. Не остановишься по команде «стой» — догонит пуля.
За Воронежем уже прифронтовая зона, и там главный документ — пропуск, подписанный военным комендантом.
В Гудермесе по указанному адресу процедура повторилась, и там машину встретил уже не отставник, а самый что ни есть офицер в форме капитана внутренних войск. По его смуглому худощавому лицу легко определить — чеченец. На вид ему лет сорок, тщательно, по-европейски выбрит. Тужурка и брюки сшиты в ателье по заказу. Совершенно новые туфли на кожаной подошве словно вчера получены из вещевого склада.
Капитан оказался работником горвоенкомата. Упитанный, холеный. Если снимет военную форму, никак не подумаешь, что военнослужащий.
Капитан велел заехать во двор — своеобразный каменный пенал, прикрытый ветвями орехового дерева. Принялся прощупывать гроб, постукивая по стенкам указательным пальцем. Закончив эту процедуру, спросил:
— Венки без лент?
— Какие положили.
— Тогда салон закрывайте на ключ. Я вас отведу в нашу военторговскую столовую. Это недалеко — за мостом.
— У нас свои продукты.
— Из Украины?
— Из Слобожанщины.
— Что — есть такая республика?
— Все может быть, — произнес Илья словами гудермесского отставника.
Микола дал понять, что от машины они не отойдут, будут дежурить по очереди.
Впереди была еще одна ночь. Уазик сопровождали два грузовика. В кузовах под брезентовыми тентами были вооруженные люди. Сколько их — неизвестно. Когда уазик перед спуском притормозил, грузовик на него чуть ли не наехал. В кузове послышались возбужденные голоса; судя по их гортанным выкрикам, это были кавказцы.
В душу Миколы закралось: остановят, высадят. Хорошо, если не убьют, а кинут в яму и потребуют писать родителям, чтобы выкупили. Отцу придется продавать пай, но одним паем не откупишься. Не будет денег, работой замордуют. Тут главное, как советуют побывавшие в яме, — не признавайся, что ты что-то умеешь делать. А лучше назови себя поваром, если к котлу допустят, то, по крайней мере, голодать не будешь.
В Грозный попасть не удалось — не пустили. Не помог и пропуск, подписанный воронежским комендантом. При въезде в город начальник контрольно-пропускного пункта светлоусый капитан инженерных войск, сверяя документы с записями в толстой книге, спросил: