Предчувствие смуты
Шрифт:
Прапорщик Тимофей Магаров — друг Никиты Перевышко — служил в Чечне с мая прошлого года и, будучи человеком острого ума и зоркой наблюдательности, за год успел убедиться, что эта война ведется на измор Российской армии, а может, и всего русского народа. По его твердому убеждению, войну уже можно было давно закончить, если бы командование было заинтересовано в мире на Кавказе.
Тимофей Макарович — коренной москвич, сын известного военного историка, преподавателя Военной академии, уволенного из Вооруженных сил в октябре девяносто первого года, назвавшего некоторых членов Политбюро агентами влияния. На Кавказе он служил оператором в электронной разведке. То, о чем отец знал в общих чертах, сын изучил досконально. Картина вырисовывалась неприглядная. Некоторые штабные офицеры ставили в известность чеченских полевых командиров, где и когда Российская армия будет наносить удары. Боевики Ичкерии успевали подготовить минные заграждения, выдвинуть снайперов.
Будучи в Москве, Тимофей Магаров посетил редакцию газеты, где раньше печатал свои очерки. Изложил редактору свое видение чеченской войны.
— Боевики усердно воюют, когда к полевым командирам поступает валюта.
— Откуда валюта?
— Из Москвы.
— Есть факты?
— Пока нет. Но они будут.
— Вот когда будут, тогда и напишите.
На том и расстались.
Прапорщик был уверен, что разговор не вышел дальше редакторского кабинета. Но когда он вернулся из отпуска, его в этот же день пригласили в особый отдел, и знакомый капитан, улыбаясь, весело спросил:
— Ну и как же из Москвы поступает валюта басаевцам?
— Почему из Москвы? — растерянно переспросил обескураженный прапорщик. Он не сразу догадался, что о валюте из Москвы говорил с редактором газеты, которая могла бы поведать России правду о финансировании чеченских боевиков.
Капитан-особист, зная Тимофея Магарова как соседа по квартире не один вечер провел с ним за чашкой чая, не стал объясняться загадками, откуда такая информация, спросил прямо:
— Ты куда ходил? В какую газету? К главному редактору? Да редакторы — они же первые стукачи… Эх, Тимоха, Тимоха. У нас хоть и весьма свободная демократия, но закладывают нашего брата военного эти гражданские сволочи. Уму непостижимо!
Далее был разговор сугубо приятельский, ведь вместе Афган прошли, а кто под пулями Афган прошел, тот товарищу не устроит подлянку, даже если он особист кондовый. Об этом капитан лишний раз напомнил соседу-прапорщику:
— Ты с желтыми газетчиками не связывайся. Коммерческая пресса всегда была продажной.
— А кто же нас продает?
— Кто не хочет с нами дружить.
— Но вражда стоит больших денег.
— Вот вражду между нами наши недруги и оплачивают, — говорил капитан. — Если в Чечню не поступает валюта, военные действия прекращаются.
— Но как вернуть нашу дружбу?
— Как?.. Вернем, но не скоро, — сказал капитан и тут же спросил то ли себя, то ли прапорщика: — А все же, как из Москвы поступает валюта?
— Колесами.
— Какими?
— Резиновыми.
— Резали баллоны… Чеченцы оказались хитрее нынешних чекистов… Хотя эти еще не чекисты. Но и те, которых уволили как ненадежных, тоже ушами хлопали… Был один видный чеченец, стремительно поднимался, как Горбачев. Много напакостил. Как Горбачев. Его фамилия — Авторханов. Абдурахман Авторханов.
— И чем он кончил?
— Стремительно поднялся и… слинял. Показательный национальный кадр. Авторханов начинал учителем в сельской школе. Приняли в партию, в обком забрали. Оттуда — в Институт красной профессуры. Работал в ЦК. Где-то что-то сказал не так, его арестовали. Потом выпустили. Потом опять арестовали. Опять выпустили. Уже шла Отечественная война. Послали на восток принимать грузы от союзников. Там он и сбежал за границу. А ведь был он, говорят, не глупый, в Институте красной профессуры получил солидные знания, после войны преподавал в Русском институте американской армии.
— И где он теперь?
— До недавнего времени жил в Мюнхене. В войну его расстрелять не сумели, а наша нынешняя власть сделала его иностранным членом Академии естественных наук
— Значит, и его правнуки будут нам пакостить…
Прапорщик Магаров был не первым, с кем контрразведчик заводил подобный разговор. И Магаров под впечатлением недавнего разговора с капитаном решил побеседовать с украинцами, привозившими гроб из Коломны. Он надеялся, что разговор получится, ведь этот украинец — брат знакомого прапорщика.
Тема деликатная, в лоб не спросишь. Но он спросил:
— Вам хоть заплатили за привезенный гроб?
— Обещали родственники убитого. И то заплатить не мне, а моему напарнику.
— А вам?
У Миколы чуть было не сорвалось с языка: «Я же невесту выручал». Пауза длилась недолго. Врать не хотелось и правду не скажешь.
Магаров глядел в темно-карие глаза Миколе Перевышко, пытался найти в них беспокойство.
Говорят, чувство страха генами не передается, но загадка в этом какая-то есть.
— Вы деньги везли. Не так ли?
Микола, не теряя бодрости духа, молча достал из нагрудного кармана потрепанный кожаный бумажник, раскрыл, на стол вытряхнул содержимое.
— Вот эти десятки — из дому. А эти передал мне посредник. Родственники убитого журналиста попросили его найти подрядчиков. Окончательный расчет, когда тело будет во Львове.
— А если тело не доедет до Львова?
— Довезем.
— Но вы же сами утверждаете, что в салоне можно будет задохнуться?
— Попросим доплатить.
Магаров посмотрел на ассигнации. Спросил:
— А сотенные откуда?
— Из Коломны. Когда грузили гроб… Дали откупаться от гаишников.
— А с гробом ничего не передавали? Ну, в виде узелка, ящика?
— Вы имеете в виду кошелек с деньгами? Нет, не передавали.
— Ну а если бы передали, как плату за услугу?
— Не вижу логики…
— Своего рода аванс.
Микола хмынул: спрашивает, словно следователь. И на вопрос вопросом:
— С авансом через всю Украину?.. Тогда гроб легче выбросить вместе с покойником, и налегке по степи — на Слобожанщину. Нам граница не помеха. А что касается денег, деньги спрячем, но не повезем с собой.