Преднамеренная
Шрифт:
Всё ещё кашляя, я выбрела, наконец, на остановку. Фонарь над ней горел тускло, и в глазах у меня стояли слёзы, поэтому я никак не могла рассмотреть расписание – с другой стороны, какая мне разница, ночь на дворе, поедет что-то ещё не скоро, а когда поедет – рассветёт достаточно, чтобы я без проблем всё увидела и прочитала.
Я немножко прикорнула на лавочке – долго боролась с собой, но потом плюнула. Становилось всё прохладнее; помню, как порадовалась плотному костюму. По ощущениям приближался рассвет.
Проснулась
Мне не пришло в голову, что ещё не рассвело, и что слишком рано для регулярных рейсов, и что…да ничего не пришло, я просто слишком обрадовалась.
Когда я подошла к путям, у меня снова начался кашель, ещё хуже, чем раньше, с жуткими свистящими хрипами. Мне показалось, что я умираю. В глазах потемнело, я наклонилась, потому что посчитала, что так мне станет легче, и протянула руку, чтобы удержаться, только вот держаться было не за что. Нелепая плоская подошва чужой туфли попала на что-то скользкое, я закрутилась и замахала руками в воздухе, пытаясь удержать равновесие. Показалось, что у меня получится выпрямиться, но что-то толкнуло меня под колени, и я упала, укладываясь правым виском на плиточный бордюрчик, идущий вдоль рельсов.
4.
Больно не было.
Был неприятный хруст, я подумала – понадеялась – что это разошлась по шву слишком плотная офисная юбка.
Надежды было мало, потому что я не просто не чувствовала боли – я ничего не чувствовала. Лежала, вывернувшись, прижавшись щекой к асфальту, и смотрела в фонари подъезжающему трамваю. Даже моргнуть не могла.
Очень быстро я поняла, что трамвай вовсе не приближается: из-за поворота он вывернул и остался на месте. Наверное, подумала я, кто-то заметил, как я упала. Наверняка уже кто-то вызвал скорую помощь. Осталось немножко подождать.
На нос мне приземлилась снежинка. Я попыталась сфокусировать взгляд, а потом почувствовала запах табачного дыма и поняла, что нет, не снежинка – пепел.
– Отлично, – сказал мрачный девичий голос, – и вот у меня как раз смена кончается, и вот это обязательно было именно сейчас.
Ожидание скорого спасения сменилось растерянностью. То есть, как и все, наверное, я любила поговорить про недобросовестных врачей на скорой, но никогда не думала, что сама с этим столкнусь.
– Блядь, – сказала девушка, и снова стряхнула на меня пепел.
Что вы делаете, хотела сказать я, что происходит. Помогите мне. Прекратите, вы что.
Я по-прежнему не могла пошевелиться. Глаза начинали болеть от света.
– Послушайте, – сказал другой голос, мужской, показавшийся мне знакомым. – Ну, сами всё видите.
– Я-то вижу, – сказала девушка. – Я-то всё вижу.
– Кто же знал, что она вот так вот, – сказал мужчина, и его тут же перебил ещё один голос, тоже мужской, сильно акающий.
– Вот кто её прикурил, – сказал новый голос, – тот и знал. Давайте резче решать, сейчас сношения прилетят. Ну?
– Ну, – сказала девушка уныло. – Ну ну, что.
Я слушала эту чушь заворожено. Мне пришло в голову, что я, возможно, потеряла сознание, и вот это всё мне кажется, потому что безумие происходящего явно выходило за границы врачебной грубости.
– Время, – сказал акающий мужчина. Голос у него был странный, как если бы говорил он сквозь сжатые зубы.
– Отпускай, – сказала девушка, – берём, – и в ту же секунду я почувствовала жжение там, где пепел лёг на мой кончик носа; и тут же я почувствовала боль в виске, и шее, и плече; и тут же я увидела, как из-под щеки моей растекается что-то тёмное, как нефть; присмотреться мне помешали, схватили и сдёрнули в сторону; и тут же мимо прогрохотал, подвывая, трамвай.
– Хорошо, что не остановился, – сказала девушка, державшая меня за плечи, – на следующем поедем или так, ножками?
– Пустите меня немедленно, – сказала я, одновременно пытаясь оттолкнуть её и утереть щёку.
– Вы, Светочка, не нервничайте,– сказал мужчина, говоривший первым, и я, присмотревшись, узнала округлые его очертания – это был тот самый хмырь с края света, и вот она, поразившая меня шинель.
– Может я её? – спросил акающий, стоял он поодаль, в темноте, и я разглядела только, что он сделал неясный жест рукой.
– Не надо никого, – сказал человечек в шинели, – сейчас мы всё проясним. Светочка, вы не нервничайте, вам сейчас не надо нервничать. Вам надо сейчас с нами спокойно поехать, и мы вам всё объясним, – говоря, он словно бы удивлённо взмахивал пухлыми ручками и эдак бочком приближался ко мне.
– Помогите, – сказала я, и сама удивилась, каким жалким был мой голос.
– Поможем, – согласился человечек в шинели. – Вы, главное…
Я не стала слушать, оттолкнула девушку и побежала.
5.
Я боялась, что повредила что-то при падении и не смогу нормально бежать; ещё я боялась, что чужие неудобные туфли замедлят меня: все эти опасения сбылись, но я не остановилась.
Из-за тонкой подошвы, каждый шаг отдавался ударом – и удары эти сыпались на мою бедную голову один за другим. Голова болела, меня тошнило. Из-за головокружения мне приходилось то и дело хвататься за стены домов; кажется, я плакала на бегу от страха. Я хотела позвать на помощь, но боялась – а вдруг эти сумасшедшие гонятся за мной, я закричу, и они услышат.