Предназначено судьбой

Фолкнер Колин

В его памяти возникали разные картины. Вот стучат боевые барабаны ирокезов. Пахнет вражеской кровью. Мечутся тени воинов в ритуальном танце вокруг костра.

Нет, не годится. Это старые воспоминания. Они давно похоронены.

Он ведь вернулся в Англию. Вернулся, чтобы жениться.

Жену зовут Джиллиан. Она стройная, но полногрудая. Джилли…

Дункан вспомнил, как они занимались любовью. Девственница-жена немало его удивила. Это как раз он запомнил очень отчетливо. Дункан думал, что она

будет послушной и покорной, как и подобает благовоспитанной английской барышне, но Джиллиан приняла его ласки с благодарностью и энтузиазмом. Никогда еще ему не было так хорошо с женщиной.

Потом Дункан вспомнил про корабль. Была погрузка в трюм, а он думал не о драгоценном грузе. Весь день он думал о Джиллиан.

В Брекенридж-хаус он вернулся непоздно. Нарочно закончил дела пораньше и даже отменил одно деловое свидание, а все из-за того, что хотел побыстрее увидеть Джиллиан. Привез ей какой-то подарок, жаль только, теперь не вспомнить, какой именно.

Потом шел по лестнице, напевая под нос.

Услышал какой-то грохот… — Дункан?

Женский голос донесся откуда-то из тумана. Может быть, из прошлого? Вдруг это Каронваре?

Каронваре? Жена?

Нет. Каронваре давно умерла. Так что это не она.

Дункан остался очень доволен своей рассудительностью. Еще бы — если его зовет Каронваре, значит, он уже мертв. Но, судя по боли, которая пронзает все тело, до смерти дело пока не дошло. К тому же индейская жена вряд ли стала бы называть его «Дунканом». Титшо — так звали его ирокезы.

— Дункан, ты очнулся? Ты меня слышишь?

Тихий голос, ласковый, но встревоженный…

Дункан попытался открыть глаза. Получилось, но не сразу.

— Ты очнулся!

Прохладные пальцы нежно коснулись его щеки. Постепенно из тумана выплыло и лицо.

— Джиллиан? — прохрипел Дункан.

— Да, это я.

Она гладила его по лицу, все не могла нарадоваться.

Дункан прищурился, у него двоилось в глазах.

— Что стряслось?

— Строительные леса обвалились. А разве ты не помнишь?

Дункан снова зажмурился, пламя свечей казалось ему нестерпимо ярким. Что же это был за грохот, который он услышал в самый последний миг? Неужели всего лишь обвалились леса?

— Нет, я ничего не помню.

Она взяла его за руку.

— Ты спасся чудом. Я уже не надеялась достать тебя из-под обломков живым.

— Леса обвалились прямо на меня?

Она улыбнулась. Какая приятная у нее улыбка.

— Да.

Дункан попытался сесть, но лишь скривился от боли.

Джиллиан крепко взяла его за плечи. Руки у нее оказались удивительно сильными.

— Нет-нет, еще рано.

Он откинулся на подушку, пережидая боль.

Джиллиан села рядом с ним на краешек кровати. Когда боль немного отпустила, Дункан снова

открыл глаза. Теперь он видел ее лицо очень явственно. Даже слишком явственно. Вуаль! Она же смотрит прямо на татуировку!

Он неуверенно коснулся своей щеки.

— Значит, ты все увидела?

— Видела только я. Я закрыла твое лицо еще до того, как тебя вытащили наружу. Правда, татуировку видел и врач. Атар не в счет, он наверняка видел ее и раньше.

Рука Дункана безвольно упала. Итак, она увидела медвежий коготь. Внезапно он понял, что лежит под простыней совершенно голый. Значит, остальные татуировки она тоже видела.

Он отвел глаза.

— Ты, наверно, хочешь, чтобы я тебе все рассказал?

— Да, но не сегодня.

Она погладила его по руке.

Дункан тяжело вздохнул. Он чувствовал себя таким беззащитным, таким слабым. Голова раскалывалась на куски, отвратительное ощущение. Словно он перестал быть мужчиной.

— Они… — Его голос дрогнул.

Если сейчас он не расскажет ей всю правду, то это не произойдет никогда. Внезапно ему показалось очень важным, чтобы она знала. Все равно, конечно, не поймет, но хотя бы чуть-чуть заглянет ему в душу.

— Это индейцы…

Она не отодвинулась, сжимала его руку все так же крепко.

— Они взяли тебя в плен?

— Да. Медвежий коготь — это знак племени, в котором я жил. Я был совсем маленький, поэтому они меня пощадили. — Он горько усмехнулся. Слово показалось ему мало подходящим. — Ты понимаешь? — спросил он, зная, что она все равно представить себе это не может. — Я стал одним из них.

— Татуировка не такая уж большая, — после некоторой паузы ответила Джиллиан. — И ничего особенно ужасного в ней тоже нет. Я-то думала… А это даже интересно.

Жена снова удивила его.

— Остальные ты тоже видела?

— Занятные картинки, — весело кивнула она. — Почему ты мне не показывал их раньше? Некоторые чудо как хороши.

— Так заведено у могавков. Мужчины украшают себя татуировками, чтобы продемонстрировать свое мужество, знатность своего рода, доблесть в боях. — Он закрыл глаза. — Смилуйся надо мной, Господи, но я стал одним из них.

Его голос перешел на шепот. Дункан испугался, что сейчас разрыдается.

— Я делал ужасные вещи.

— Тише, — прошептала Джиллиан, приложив пальцы к его губам. — Не будем сегодня об этом говорить. Хочешь пить?

Он глубоко вздохнул. Хотя произнесено было всего несколько слов, но Дункан чувствовал себя так, словно облегчил душу исповедью. Странно, но с него словно свалилась неимоверная тяжесть. Ведь никто на свете не знает о нем всей правды, даже Уилл Гэллоуэй.

— Да, я выпил бы воды.

Она осторожно приподняла его голову, поднесла чашку к губам.