Предновогодние хлопоты
Шрифт:
Денисов густо посолил гречку крупной солью, и с удовольствием поглощая разваристую, дымящуюся вкусную массу, сказал с полным ртом:
– Я себя отлично чувствую и живот убывать стал, ты заметила? Обувь легко надевать стало. У меня сегодня один пассажир был моложе меня лет на двадцать, я его сразу Гаргантюа прозвал, с животом был, как у женщины на восьмом месяце беременности. И он так гордо его нёс, понимаешь, как какое-то сокровище. Может он, конечно, считает свой живот признаком хорошего здоровья и благополучия, но на лицо было явные признаки неумеренного объедания. И отдышка у него была ужасная, после того как ему удалось залезть в мою консервную банку. Хотя, что это,
Мария слушала Денисова, улыбаясь. За окном шёл редкий снег, долгая зимняя петербуржская ночь лениво продвигалась в серое морозное декабрьское утро.
Глава II. Калинцев
Толпа выдавила его из вагона и увлекаемый суетливой и плотной массой людей, он был вынесен на платформу станции, где людской поток стал быстро распадаться на множество ручейков и рассасываться. Пропустив спешащих людей, он закинул тяжёлую сумку за плечо и неторопливо зашагал к выходу, почувствовав, наконец, внезапно навалившуюся усталость.
Сегодняшний рабочий день был невероятно тяжёлым, однако пролетел на удивление быстро. За весь день выдалось только несколько коротких перерывов на быстрые перекуры и обед, на который ушло не более пятнадцати минут. Машины подкатывали к погрузочной платформе одна за другой, даже очередь скопилась, чего обычно не наблюдалось. Торговцы готовились к долгим новогодним праздникам основательно, запасаясь продуктами впрок, в надежде на ажиотажную предпраздничную торговлю.
Отгружали ходовые американские «ножки Буша» и куриные деликатесы из Америки, кур, утку, индейку из Франции, Китая и Бразилии, говядину из Польши, Аргентины и Украины, огромные туши свиней-мутантов из Дании, распиленные пополам, рыбу неисчислимых наименований, замороженную до состояния звонких сосулек, ящики с овощной заморозкой. День был ветреный и холодный, а в необъятном и сыром бетонном чреве хладокомбината, из которого выгружались все эти заморские яства, было ещё холоднее.
К пяти часам вечера, когда работали уже при свете прожекторов, а машин стало меньше, удавалось иногда передохнуть. В седьмом часу наступило затишье, и старший смены сообщил, что погрузок больше не будет, но посоветовал не «расслабляться», так как этой ночью возможна разгрузка вагонов с мясом. Под «расслабляться» подразумевалось «не употреблять», хотя сам старший смены, по всему, уже успел основательно «расслабиться». Грузчики не возражали – ночная переработка оплачивалась.
Вскоре появился ещё один начальник и выдал зарплату. Калинцев получил в конверте двенадцать тысяч, расписавшись в ведомости за восемь с половиной. Чуть позже произошло ещё одно приятное событие. В их комнатушку вошёл солидный мужчина со смеющимися глазами, которого он не знал, а грузчики при его появлении дружно встали. С ним вошёл в комнату здоровяк с объёмистой сумкой в руке.
Начальственный гость, сам немалых габаритов, достал из куртки бумажник, вытащил из него тоненькую пачку долларов, пересчитал, слюнявя пальцы, и протянул их бригадиру со словами:
– Премия к Новому Году. Всем по пятьдесят американских рублей – «бугру» сотня. В пакете жратва и водяра. Разговейтесь немного, сегодня, кажись, Рождество католическое. Есть среди вас католики?
С немым вопросом на лицах, озираясь по сторонам в поисках незримых католиков, грузчики дружно зашумели: «Нету, нету», а молдаванин Самсон, туговатый на ухо, и оттого всегда говоривший громко, обиженно сказал: «Мы не алкоголики», вызвав неподдельный взрыв хохота. Рассмеялся и «благотворитель», проговорив с лукавым прищуром:
– Католики-не алкоголики, можете разговеться, только не очень, я ясно выражаюсь?
Грузчики одновременно шумно выдохнув, расслабились, кивая головами, загудели что-то невнятное.
– То-то, – ухмыльнулся благодетель и ушёл.
Бригадир выложил из пакета на стол две бутылки водки, колбасу, головку сыра, две баночки красной икры, банку грибов и огурчиков, две буханки Бородинского хлеба, растворимый кофе и два блока сигарет «Пётр I».
Выложив всё это на стол, он с сожалением в лице цыкнул зубом, но глаза его при этом хитро блестели.
– Думал я, что хоть сегодня мы передохнём, но при таком закусе великий грех не промочить горло. За католиков-то, за братьев наших меньших, как не выпить. Да тут, собственно, и пить-то – по напёрсточку. Так что, Витюля, вари твой знаменитый казацкий шулюм из заграничной куры, раз приходится сегодня тормозиться, – сказал он.
Виктор, крепкий парень с редкими оспинками на обветренном лице и треснувшими губами, сказал:
– Дык, у меня уже всё давно готово. Только кура у нас сегодня французская, навару не даст, постноватый шулюм получится. У нас на Ставрополье «шулюм» готовят с баранинкой жирнючей. Но на нет и суда нет, будем есть куру.
Он почесал затылок и весело рассмеялся:
– Кура! Чего это питерские хорошую птицу курицу, курой-то обзывают? Вроде курвы выходит.
Рассмеялись питерские и не питерские. Не «питерских» было пятеро: два брата близнеца богатырского телосложения из Молдовы, русский парень из Узбекистана, недавно переехавший в Россию, ставропольчанин Виктор, занимающийся стряпнёй, и сам Калинцев.
Бригадир, оглядывая стол, сказал:
– Не забыл традицию наш босс, «подогрел» Иван Лукич тружеников – жива старая школа. Ну, давайте, пока курва, кхе-кхе, французская варится, чуток глотнём для сугрева и перекусим.
Водка закончилась быстро. Уже собирались послать гонца в магазин, но неожиданно случилось ещё одно явление в виде человека с пакетом в руке. Все стали дружно и шумно его обнимать и приветствовать, а он, не мешкая, достал из пакета три бутылки водки, стеклянную трёхлитровую банку, в которой плотно жались три гигантских огурца, не без помощи Девида Копперфильда, видимо, просунутые в неё, и шмат желтоватого сала. Это был грузчик, которого подменял Калинцев. Он три месяца не работал, восстанавливаясь после перелома ноги.
Неожиданный приход коллеги, создавал неопределённость в дальнейшей судьбе Калинцева. Он расстроился, но вида не подал. Несмотря на радужное настроение, царящее за столом, бригадир, однако, заметил его несколько поникший вид. Он наклонился к нему и тихо проговорил: «Не парься, Володя, не парься. Я тут с начальством перетёр уже. Двенадцатый апостол нам не помешает, сам знаешь, апостолы наши грешные частенько в запой уходят, работа-то у нас не мёд, нервная. После Нового Года будешь работать постоянно – это железно. А с тебя, Володя, между прочим, причитается. Аттестацию ты у нас, брат, успешно прошёл, а вот прописочку-то ещё не получал, – за тобой «поляна». Накроешь, когда выйдешь на работу после Нового Года. Между прочим, Володя, из-за твоей упёртости, я «попал» на пятьдесят «баксов».