Предрассветные боги

— Уважаемый, дозволь, я сделаю, — пророкотал тихий мужской басок над самым ухом.

Кэйды невольно вздрогнул — задумался он, сбирая в корзину подношение плененным духам. Понятно, что сразу узнал и этот голос, и неуместное обращение. Уважаемым можно поименовать любого, кто того заслуживает в глазах людей. А его многие годы иначе, как эркэ никто не называет. Ибо он — единственный избранный, возвеститель воли бога. И первый служитель Ыбыра — небесного отца народа сакха. Солнцегривого покровителя низинного мира живых, что привел их народ к славе и процветанию. А прочие народы кинул под копыта их лошадей. И только к нему — Кэйды — грозный Ыбыр снисходит, делясь своими великими мыслями. Только у своего эркэ он может иной раз испросить совета, но такое случается редко. Ибо всеведущ бог-солнце. Только в земном своем воплощении попирает он землю ногами, а в божественном следует по небу. И видит оттуда сверху весь низинный мир. А вместе с тем и верхний мир, и подземный, где правит злыми духами дэвэ дед Абыэхэ откованный из аяса.

— Уважаемый, — вклинился в размышления эркэ тот же голос. — Срок выходит. Ыбыр будет недоволен, если плененные им духи сдохнут от голода.

Кэйды недовольно поморщился и обернулся. Его любимый ученик и служитель бога-солнца шекэри Мирас застыл в полупоклоне на пороге жилища эркэ. Мужчина трех десятков лет и великого ума не упускал случай показать свою ничтожность перед мудрым учителем. И не было в том подобострастия, а одно лишь чистое знание о его превосходстве. И вера, что когда-нибудь и он станет великим эркэ народа сакха. За спиной Мираса виднелась согбенная фигура второго шекэри — мальчишки Тэлмэ. Его Кэйды выискал и забрал от семьи два лета назад. Тэлмэ было десять, а он уже ловко считал до десяти десятков и слагал песни, что пели все пастухи его рода. Он не был сакха чистой крови — его мать привел с полоном дед-воин из полуночных земель. Сероглазая рабыня с соломенными волосами стала женой его сына и матерью шекэри. И пусть такое не приветствовалось, но Кэйды пренебрег давно состарившимся обычаем. Он избрал полукровку из-за его ума, не найдя ему достойного соперника среди сверстников. Солнцегривый Ыбыр иногда снисходил вопросами и к простым смертным. И не дай, кому выставиться перед ним дурнем — бог приходил в такую ярость, что мог и убить. А уж случись такому поселиться рядом с его земным, сложенным из камня домом, где отдыхало его тело, бог не помиловал бы и эркэ. За то, что притащил недоумка на священную землю. Потому-то и не было у Кэйды особого выбора: чистая там кровь у мальчишки или нет. Важно, что Ыбыру понравились его песни. А милость к юному шекэри осенила и его учителя, столь мудро выбирающего последователей.

— Учитель! — уже громче взывал Мирас, косясь из-под склоненной головы на рассеянного старца. — Дозволь, мы с Тэлмэ покормим духов! А ты сможешь заняться более важным. Продолжишь свои мудрые размышления, что ценней всех благ на свете.

— Нет, — изрек, наконец, тот, опуская глаза на все еще пустую корзину. — Солнцегривый не любит, когда нарушаются его повеления.

— Учитель, — не утерпел и встрял весельчак Тэлмэ. — Мы не нарушим повеления. Ыбыр приказал, чтобы духов кормили в положенный час. Но не указывал, что это должен делать самолично сам великий эркэ. Он знает, что твое время драгоценно, учитель. А путь к аясову сундуку не близкий. Дорога же на гору и вовсе тяжела.

— Учитель, — перебил его не столь многословный старший шекэри. — Клянусь милостью солнцегривого Ыбыра, мы не станем говорить с духами. Наши губы не разомкнет ни страх, ни боль, ни смерть. Мы опустим в глотку сундука корзину и сразу уйдем.

— Позовите уэле, — решился старик, которому и впрямь всей душой не хотелось тащиться к горе, в которой стоял громадный сундук с толстенными стенами из плавленого аяса, куда замуровали духов.

Правитель аила, в котором стояли и земной дом бога, и домишки, в которых жили его служители, явился тотчас — как знал, что позовут. Мэжи и стал уэле в самых молодых на памяти Кэйды летах, и держался на этом месте дольше всех. Умел он услужить — сам Ыбыр почасту бывал доволен расторопным мужичком из бывших рабов. Да и Кэйды нечем было того упрекнуть — знал свое дело бывший раб прежнего уэле.

— Пойдешь с ними, — кивнул он на вытянувшихся жердинами учеников и пояснил странную просьбу: — Поможешь, если что. Мои шекэри будут держать духов в узде, потому могут забыть о корзине. Тогда своими руками спустишь ее вниз.

— Услышал и повинуюсь, — привычно пробормотал уэле, выползая из жилища эркэ спиной вперед.

— Мирас, уложи корзину сам, — приказал Кэйды, чувствуя, что подустал от этой суеты, и отодвинулся от корзины, давая дорогу ученику: — Да не засунь туда чего лишнего. Только это, — сухонький палец ткнулся в овечью шкуру, на которой лежали несколько кусков сыра, лепешки с завернутым в них маслом и набитая салом баранья кишка.

Мужчина быстро собрал указанное в корзину, безошибочно обойдя лепешку с возлежащей на ней жареной куропаткой. Это было любимое мясо учителя, и вряд ли предназначалось духам. Толи эркэ его испытывал, толи сам забылся, но ученик не сплоховал.

— Уважаемый, ты хоть раз бывал там? — первым делом спросил Тэлмэ, когда они отошли от дома учителя.

Он почти шептал — в трех шагах за спиной едва слышно шуршал войлочной обувкой уэле с корзиной в руках. Он прижимал ее к груди — костяные крючки на его распашном войлочном беше щелкали о плетенку.

— Пару раз, — как бы нехотя признался Мирас. — Но эркэ не позволил подняться вслед за ним на гору. Оставил внизу.

— Гора-то невысока, — настаивал Тэлмэ. — Холм скорей. Неужто, не разглядел, что там и как?

— Понятно, разглядел. Иначе, как бы учитель мне доверился? — поучительно начал старший шекэри. — Ничего особого. Обычная дыра на вершине и перекладина над ней. Через нее перекинута пара арканов. Стягиваешь с дыры крышку и спускаешь вниз корзину. Как стукнется она там об аясову макушку сундука, так подаешь корзину чуток обратно. Вторым арканом тянешь на себя крышку, врезанную в макушку сундука. Корзина снова спускается в открывшуюся дыру до самого конца. А второй аркан отпускается, и крышка сундука падает на место. Тут важно быстро все проделать. А если кто из духов успеет проникнуть в голову, не слушать его. Эркэ рассказывал, что мороки пропадают, едва крышка на дырке в сундуке встает на место. Недолго терпеть. Да и духи за сто лет ослабли. Насылаемые ими мороки совсем не те, что были раньше. А то первый эркэ, что стал их кормить, вмиг ума лишился. Под гору через аясову дверь проник. Аясов сундук ногтями разодрать хотел — все пальцы в кровь стер. Великий Ыбыр его на месте убил. Потом еще три эркэ сменились один за другим. Следующие приловчились со временем. Да и духи стали силу терять. Хотя за последние пять десятков лет еще два избранных из ума выжили, — чуть слышно признался он, шаря глазами по сторонам. — Один был учителем нашего учителя.

— Но, наш-то в порядке, — попытался приободрить его Тэлмэ. — Значит, не так уж они и опасны. Ты-то вон почти вдвое моложе и сильней. Тебя они не одолеют, если старика не смогли.

— Он духом крепче, — сумрачно возразил Мирас, понурив голову. — Телесная сила тут не поможет. А вот силу своего духа я лишь раз испытать смогу. Если сегодня не выстою, то завтра для меня может не наступить. А после и для тебя. Эркэ тебе не говорил, сколько у него до меня было шекэри. И мне запретил. Однако…, - он замялся, но продолжил: — Ты должен знать. Потому, как уже завтра можешь занять мое место. А я у него пятый старший шекэри. Тот, что до меня был, весну только до тебя не дожил. Прежде-то эркэ сюда призывал тех шекэри, что по аилам обряды вершили. А тут тебя привез — неподготовленного. Необученного и обряд не прошедшего. Может, — испытывающее стрельнул он взглядом в мальчишку, — сила в тебе, какая есть?

— Не знаю, — растерялся тот и невольно поднял к глазам ладони, разглядывая.

Старший шекэри грустно усмехнулся, мол, мальчишка и есть. Что с такого взять? Даже позавидовать нечему. Нет, поначалу-то он взревновал непонятного найденыша. И то сказать: у самого Мираса в роду с десяток поколений шекэри служили Ыбыру, и даже двое эркэ средь них были. А этот пастушонок, народившийся от рабыни, правда, из воинского рода, ну да что с того? Воины — они те же работяги, только при деле особом состоят. А по сути, так же тупы и грубы, как пастухи или копатели руды. Но, Тэлмэ тупым не был, и, попав в число избранных, вовсе не заносился. Мираса почитал от души, восхищался его познаниями о мире. Из шкурки выпрыгивал, приняв на себя множество забот, лишь бы старший умудренный шекэри учил его. И тот постепенно прикипел к пастушку. Тосковал Мирас о старшем брате, которого некогда свели с ума запертые духи. А тут нежданно сам попал в старшие братья. И теперь уже не понимал, на что мог бы решиться ради благополучия Тэлмэ. Все чаще страшился за него, все ревностней оберегал. Но, многое ли он мог? Вот тащит нынче мальчишку на гибельную гору, а чем все кончится? Понятно, на вершину он его не допустит — пусть снизу присматривается. Глядишь, и успеет сбежать, если с Мирасом что не так пойдет. Уэле бы не помешал — покосился он через плечо на Мэжи. Однако этот хитрец и сам постарается держаться подальше. Сунет им корзину и почтительно отступит от горы, мол, не подобает ему, недостоин. Осуждать ли его? Тоже человек, тоже хочет жить, как бы не приходилось пресмыкаться. Уж если Мирасу с его чистейшей кровью сакха судьба не обещает светлой сытой старости, так чего ожидать бывшему рабу? Пусть он нынче уэле в самом священном аиле бога, но чужой крови ему не забыли. Один раз оступиться и… Впрочем, может, смилуются и на рудники?.. Нет, тому, кто много знает, одна дорога: высосет солнцегривый Ыбыр из него душу, как бывало многажды. А мертвое тело с серой кожей и заледеневшими глазами бросят сторожевым псам, которым скармливают человечину. Натаскивают их на людей…

— Уважаемый, — тронул его локоть Тэлмэ.

Мирас вздрогнул, глянул на мальчишку мутными от раздумий глазами и резко выдохнул.

— Прости, уважаемый, — испугался Тэлмэ, опуская голову и вздергивая плечи.

Понуренный вид юного шекэри резанул по сердцу чище ножа. Мирас наплевал на свое особое положение и ухватил его за руку. Пальцы мальчишки вцепились в ладонь, будто его тянули из горного потока. Глаза, сверкнув исподлобья, умоляли о прощении. Мирас улыбнулся ему самыми кончиками губ — въедливый уэле не должен увидеть столь неподобающего поведения. И только тут он понял, что пощелкивание костяных крючков о корзинку почти стихло. Глянул через плечо — Мэжи отстал на несколько шагов и разглядывал что-то в сторонке. Очень старательно, не отрываясь, хотя и спотыкался через каждые пару шагов. В той стороне ничего не было, кроме двух длинных окраинных домов, в которых жили стражи стены. Старший шекэри священного аила — человек наиважнейший. Над ним один эркэ, а любой из нэйя — сколько бы воинов под его началом не ходило — спину перед Мирасом гнул. Да и сам нэкып Сэйын, командующий всеми воинами сакха, не забывал согнуть шею в приветствии. Старые предания сохранили историю о непочтительном нэкыпе, побрезговавшем оказать уважение шекэри священного аила. Заносчивый был мужик, гордостью мнил до самого Ыбыра дотянуться. Вот солнцегривый его за непочтение к приближенным своим слугам и наказал. Причем с такой жестокостью, словно карал не великого водителя воинов, а последнего раба. Хороший был урок воякам, мнящим себя солью земли. Сразу всех всему научил и надолго запомнился. Приятное воспоминание немножко взбодрило и расправило плечи.