Предрассветные боги
Шрифт:
Богиня распустила кожаную подвязку, и тотчас ее тело окутали черной ночью волосы. Казалось, тонкое вовек не знавшее загара тело вот-вот прогнется под тяжестью масляно блестящих прядей. Но оно выстояло и потянуло к себе с такой неодолимой силой, что Северко и в ум не пришло упираться. Ее шея и плечи были холодны и солоноваты на вкус. Лишь стягиваемая с него через голову исподняя рубаха оторвала на миг от смертельно сладкого пира, свалившегося на него снежной лавиной. А потом… Он все никак не мог добраться до самого заветного, сбирая губами все, что ему причиталось за выстраданное. Гулял пальцами по всем изгибам, всем впадинкам дивного тела.
— Ты чего это тут примостился дрыхнуть? — ударил в голову насмешливый грохот Рагвитова голоса.
Северко с трудом разлепил глаза — ночь, прежде кутавшая только Мару, раскинулась во все небо. Звезды ехидно перемигивались, дрожа от смеха… Не над ним ли?
— И Снежок мается нерасседланным, — пенял ему где-то сбоку Рагвит, возясь с его жеребцом. — Да и потеряли тебя. Ожега вон вопила, будто ей углей под подол сыпанули. Мол, никого, никаких заблудших лешачьих выкидышей она по десятку раз на ночь кормить не станет. И прочим бабам не дозволит. Твердит, что у тебя совести нет, братец. А у вождя нашего беспутного — мозгов. А то и силы, коли его мужики шляются, где не попадя, а он их…
Уже не слыша его брюзжания, Северко резко сел — в голове разыгралась метель, пребольно плюясь острыми льдинками в виски. Он огляделся разъезжающимся на стороны взглядом: косится недовольно Снежок, возится с ним Рагвит, неподалеку чуть шевелится в полусне стадо… Он все на том же пастбище, где Ильм орал на волков? Заснул? С чего бы? Случится же такое. И сон какой-то…, вроде приятный, но смутно все. Ни единого воспоминания за хвост не поймать, ну, да лешак с ним. И впрямь пора домой топать. Еще к Ожеге подольщаться: может, смилостивится и даст пожрать. А то, вон с голодухи брюхо стонет…
— Ну как? — поинтересовалась Мара.
— Получилось, — отчиталась Жива, проехавшись напоследок крохотной мягкой ладошкой по ее заголенному животу. — Прорастет семя в свой срок.
— Славься удача, — выдохнула Мара, подтягивая спущенные штаны. — Не то, знаешь ли, заделье, коим я желала бы заниматься дважды.
— Так неприятно было? — притворно захлопала голубенькими глазками малютка. — А тутошние бабы хвалят. И жить без того самого, ну никак не желают.
— Смешно, — холодно оценила Мара ее потуги. — Погоди чуток: лет через пять и сама попробуешь. Тогда и мне похвастаешь, коли будет чем. А меня сей способ размножаться радостью не одарил. Больше сказок о том, чем оно на самом деле. Значит, — свернула она к насущному, — у меня в запасе три четверти лета. До следующей зимы должна все успеть.
— Поменьше, — возразила Жива, болтая свесившимися с лежанки ножками. — Коли пузо на нос полезет, не шибко-то и побегаешь. Так что, крайний тебе срок — глубокая осень. По первому снегу должна ты вернуться под мою опеку. Это матушку твою можно было загубить, не жалеючи, а ты нам нужна. Пусть те, что у сакха застряли, и слабаки, но ведь и другие могут явиться. А у меня силенок — сама ведаешь. Перунка, понятно, покрепче будет, да и он иному не соперник. Был у нас… в экс-пе-ди-ции, — с трудом выдала она неродное этому миру слово, — народ и покруче. И коли, кто из них еще болтается на воздусях, мы с Перункой в вечном страхе обретаться будем. Так уж будь добра — не бросай нас на произвол.
— Я понимаю, — закончила сбираться и поднялась с лежанки Мара: — И буду поторапливаться, как ты велишь. Но, сама знаешь: как оно там повернется — никому не ведомо.
— Ты мне эти глупости оставь! — смешно рыкнула крошка-богиня, насупив бровки. — И словами меня не морочь. Должна, значит разбейся, но сделай все, как задумано. Иначе! — потрясла она пухлым кулачком в ямочках.
— Должна, значит, сделаю, — пообещала Мара, подхватив ее на руки. — А теперь бегом к мамке. А то Блада растревожится, где это я тебя по ночи мотаю. Обид потом не оберешься.
— Во-во! — принеслось от распахнувшейся двери.
И по лествице вниз слетел Перунка — белобрысая головенка мальчишки в свете двух скудных масляных плошек и сама будто б светлее делала полумрак в клети. Жива хмыкнула и сползла на пол с распустившихся рук Мары. Следом оправила задравшуюся парку и уперла ручки в боки, ну, чисто сама бабушка Ожега во гневе:
— Чего тебе оглашенному надо? Или матушку твою покликать, дабы укорота тебе дала?
— Не, только не ее, — нахмурился Перунка и полез на лежанку.
Мара опустилась рядом, уселась поглубже и, прислонясь к бревенчатой, конопаченной мхом стене, устало прикрыла глаза.
— Эк он тебя поприжал знатно, — не стерпел, съехидничал мальчишка: — Я у самого озера услыхал, будто рядом. И подумалось вдруг: коли это оно так будет ради размножения, так я, пожалуй, и в мужицкой шкуре свои лета перебедую. Опять же, и мужским семенем будет, где разжиться.
— Только не со мной, — нешутейно остудила его порыв Жива. — Коли уж за сие браться, не балбесничая, так пусть стоящий мужик будет. С коим и… семейство наше множить не зазорно. Может, и впрямь какое-никакое удовольствие поимею. А от тебя у меня одно лишь жжение в животе. Да треск в башке.
— В брюхе твоем жжет от яду, — с видом знатока потаенной женской души пояснил Перунка. — А в башку твою пустую озерных камушков нанесло, когда ты там, на мелководье плюхалась. Вот они там у тебя и погромыхивают в пустоте-то.
— Ох и похожи вы, — не размыкая век, заметила Мара.
— На кого? — хмыкнула Жива.
— Да на людей. И лицом живым, что при веселье так и играет. И голосами живыми. Сроднились вы с ними знатно. А вот у меня с этим делом просто беда. От меня на день пути вокруг исходит: чужачка. Никак не могу с лицом да голосом сладить.
— Ну, дак твоя порода и там, в прежней жизни славилась каменной холодностью, — напомнил Перунка, укладывая ей на колени головенку. — Оттого-то вам самые великие свершения и доставались на голову. Меня, признаться, нередко завидки на счет вас брали. А тут вдруг понял, до самых потаенных глубин души прочувствовал: нечему завидовать. Ты у нас, Мара, и не живешь вовсе, а все к чему-то готовишься. Все чему-то счет ведешь. Все придумки в голове гоняешь: кому и как жить, кому и когда за кромку отправляться. Вот и Недимира едва туда не наладила. Хорошо, вовремя одумалась.