Предрассветные миражи
Шрифт:
Чувство ответственности — очень странное чувство. Как, впрочем, и долга. Пожалуй, легче всего живется тем, кто либо ни во что не верит, то есть абсолютным атеистам, либо тем, кто верит во что-то, в кого-то безоговорочно, без сомнений, без оглядки. Первые, абсолютные атеисты, руководствуются только нормами и правилами, выработанными собственноручно, путем личных переживаний, опираясь только на свой опыт. Поэтому они никому ничего не должны, за свои поступки и жизнь они отвечают только перед собой, они могут в любой момент изменить свои правила, как писатель, меняющий ход событий в своей книге.
Люди из второй категории живут по правилам, продиктованным им Богом, их религией, их верой. У них есть каноны, догмы, законы, свод правил, установка, как жить. Им легко и просто. На каком-то этапе своей жизни, одни раньше, другие позже,
Между первыми и вторыми находится огромная масса людей посередине. Мечущихся. В постоянном поиске. Они не являются счастливыми членами ордена безоговорочной веры, но в то же время подозревают, что Бог или некие высшие силы, влияющие на их жизнь, все же есть. Верят в это с разной степенью интенсивности. Это посерединчатое состояние осложняет таким людям существование до ужаса. Зная, что есть определенные рамки, границы существования, возможность осуждения или поддержки со стороны не до конца известных сил, серединчатые не знают, чем руководствоваться, чтобы не нарушить эти неведомые правила. Ведь во внушаемые религиями правила они до конца не верят. Разметки на дороге жизни кажутся им стертыми, а правила движения — спутанными. Они движутся, как в тумане, на ощупь, ориентируясь на свою интуицию и движение остальных.
Андрей был как раз из этих, серединчатых. В детстве вопросам религии не уделялось особого внимания. Родители-коммунисты не были ни ярыми атеистами, ни религиозными фанатиками, предпочитая темы религии вообще не касаться. Словно и не было ее, этой темы. Бабушка Зина, мать отца Андрея, носила крестик, тщательно пряча его под ситцевыми блузками в мелкий цветочек. Андрей всегда любопытствовал, сколько же у нее было этих блузок? Вне зависимости от сезона на ней всегда была такая кофточка. А сверху либо легкая жилеточка, либо вязаная кофта, смотря по сезону. А под блузкой — всегда мирно почивал на груди крестик. И все православные праздники она отмечала. Но для Андрея праздники эти имели лишь один смысл — вкусности, щедро приготовленные бабушкой. Позже она в церковь стала ходить чаще, просила иногда Андрея ее туда проводить. Он провожал, но никакого глубокого чувства при этом не испытывал. Однако факт, что отец с матерью смотрели на бабушкину веру совершенно спокойно, укрепил в Андрее сознание, что это — нормальная часть жизни. После перестройки и его мать стала иногда ходить с бабушкой в церковь, но с сыном разговоров о вере не вела, ничего не разъясняла. Сам же Андрей с возрастом начитался множества книг, увлекся историей и где-то внутри себя выстроил некую схему своих отношений с Богом. Признавал его присутствие и силу, но не до такой степени, чтобы перекладывать на него ответственность за свою жизнь. Он все же больше склонялся к тому, что сам совершает поступки и отвечает за их последствия. Того, что судьба иногда заводит его в неведомые дебри, заставляет проходить определенные уроки, подталкивает его к решениями, он старался не замечать. Куда приятнее было думать, что при определенном желании и силе воли он всегда в состоянии изменить свою жизнь.
Потом карьера заняла в его жизни настолько важное место, что тоже стала частью его религии. На какое-то время даже дала ему возможность подчинить все свои поступки этой религии. Четко обозначенные правила, инструкции, как поступать в том или ином случае, значительно облегчали жизнь. Если совершить поступок «А», получишь результат «Б», если не совершить «А», окажешься в пункте «В». Все просто и предсказуемо.
Кристина умудрилась каким-то образом пробить брешь в установленном алгоритме действий. То ли потому, что сама она жила по неизвестным Андрею принципам, то ли ее принципы на самом деле перекликались с его глубинными мыслями. Причем внешне казалось, что единственным принципом, которым она руководствовалась, был принцип «делаю то, что хочу делать» с известной степенью адаптации. Конечно, многие люди так и живут, но сама степень адаптации у всех разная. И у большинства, в которое входил Андрей, адаптация настолько искажала первоначальное желание, что в итоге его было уже и не узнать.
Глава 18
Билеты Андрей все же забронировал на ближайший до Сингапура рейс, на который еще были места. На обоих. Вернувшись из авиаагентства, он попросил шофера отвезти его к Кристине. Повинуясь необъяснимому чувству, он решил проверить, дома она или нет. Дверь открыла молоденькая худощавая домработница, домашняя мэри, как их здесь называли, и тихим голосом сказала, что миссис дома нет. Андрей заколебался. Если он уйдет, то рискует и потом ее не поймать. Увидев машину Кристины, он решительно обошел домработницу и подошел вплотную к запыленному РАВу. Кристина либо только что уехала на другой машине, либо домработница лжет.
— Можно мне подождать здесь?
— Миссис ничего мне не сказала.
— У меня срочные новости для миссис Кристины. Я не могу уйти.
Девушка хлопала глазами и бормотала что-то невнятное. Решительный вид и официальная одежда Ладынина произвели на нее впечатление, и она не знала, что безопаснее — послушать хозяйку или пропустить грозного мужчину. Андрей воспользовался ее колебанием и прошел в дом. Шофера отпустил. Сказал, что вызовет при надобности.
В доме стояла тишина. Он сел на диван, задумавшись о том, как уговорить Кристину уехать вместе с ним. Он ощущал себя так, словно попал из мира, абсолютно понятного для него, в мир незнакомый. Алиса в зазеркалье. Там, в Москве, жизнь читалась, как детская книга с крупным шрифтом, с подробными объяснениями. Если и были сомнения в чем-то, то всегда находились люди, готовые подсказать, помочь, разжевать. В редкие моменты он задавался вопросом, куда он движется и зачем. Но в основном жизнь казалась напрочь лишенной сюрпризов. Работа, семья, все развивалось по заданной схеме, и развитие это никогда не ставило его в тупик. Единственный человек, который время от времени высказывал сомнения в правильности его жизни, была Женька, его сестра.
Неисправимая бунтарка, для которой идти наперекор судьбе стало чуть ли не основным правилом ее жизни. Она никогда не упускала случая задать Андрею какой-нибудь каверзный вопрос, обнажающий его мысли, о существовании которых он порой и не догадывался. Он обожал Женьку. Любил всем сердцем и принимал все ее безумные выходки совершенно спокойно. В отличие от родителей, которые всегда в штыки воспринимали поступки дочери, не желающей следовать принятому в их семье жизненному укладу. Андрей только улыбался и старался смягчить конфликт. Взамен он получал от сестры такую же искреннюю, безоговорочную любовь и доверие. С ней он мог поделиться всем самым сокровенным. Но встречи их происходили все реже и реже. Они жили в разных городах и вращались в абсолютно разных сферах. Чем большее место занимали в жизни Андрея семья и карьера, чем большее влияние на все это оказывала Кира, что являлось совершенно естественным, тем меньше Женька старалась вмешиваться в его жизнь.
Здесь, в тропическом зазеркалье, его собственная жизнь показалась ему спорной, он уже не мог ответить на все вопросы, увидел, что есть люди, живущие по другим канонам, и не был уверен, нравится ему это или нет. Но такая жизнь и ее принципы, совершенно определенно, ощутимо затрагивали его сердце. Казалось бы, Кристина живет хаотичной жизнью, ее ритм подчиняется только ее собственным внутренним законам, она ни на кого не оглядывается, она знает, чего хочет, и ее совершенно не волнует, насколько реальны и разумны ее желания. Казалось бы, разве можно так жить? Она доказывала, что можно. И при этом быть счастливой. Возможно, куда более счастливой, чем те, кто живет по канонам, предписанным им другими, навязанным обществом, так называемой нормой поведения. Андрея затягивал ее ритм, ее страсть, с которой она делала все, за что бралась, ее искренность. Кроме того, постоянно возникающее желание оберегать ее, быть рядом, помогать, разделять ее проблемы все неизбежнее захватывало его.
От странных мыслей Андрея отвлек шум на втором этаже. Голосов не было слышно, лишь шаги. На лестнице показалась Кристина. Уставшая, бледная. Рукава тонкой черной шелковой рубашки закатаны по локоть, уголки подвязаны под грудью, обнажая полоску загорелого тела.
— Так и думал, что ты дома! — укоризненно сказал Андрей. Однако на ее лице не отразилось ни намека на смущение.
— Я видела, что ты вошел в дом. Упрямый. Сторожить меня вздумал?
— Нет, пришел сообщить тебе о дате нашего вылета. Через четыре дня. И никаких возражений. Ясно?