Предсказание

В ночь, когда я родился, мой дед со стороны отца, Джозеф Ток, разразился десятью предсказаниями, которые определили всю мою жизнь. Он умер в ту самую минуту, когда я появился на свет из чрева матери.

Никогда ранее таланта ясновидения за Джозефом но замечалось. Он был кондитером, пек эклеры и лимонные торты, а не предсказания.

Для некоторых жизнь, если прожита она с достоинством, — великолепная арка, перекинутая из этого мира в вечность. Мне тридцать лет, и я не могу сказать, как выглядит моя жизнь со стороны, но точно знаю, но не арка, потому что мой путь — сплошные зигзаги из одного кризиса к другому.

Я — увалень. Не в том смысле, что я глуп, просто крупноват для своего размера, и я не всегда знаю, что делают мои ноги.

Говорю об этом не в силу присущего мне умаления собственного достоинства или даже смирения. Вероятно, образ увальня — часть моего обаяния, которое, как вы увидите дальше, приносит немалую пользу.

Несомненно, мои слова уже вызвали у вас вопрос: как это, «крупноват для своего размера»? Что ж, как выясняется, написание автобиографии — задача куда более сложная, чем я поначалу предполагал.

Я не такой высокий, каким меня воспринимают некоторые люди. Собственно, совсем невысокий по стандартам профессионального (и даже школьного) баскетбола. Я не толстый, но и не качок, днюющий и ночующий в тренажерном зале. Пожалуй, с некоторой натяжкой можно считать меня здоровяком.

И однако Мужчины выше меня ростом и куда массивнее называют меня «большой парень». В школе меня прозвали Лосем. С детства я слышал шутки об астрономических счетах за продукты, которые, вероятно, приходилось оплачивать нашей семье.

Это несоответствие между моими истинными ростом и весом и восприятием моих габаритов другими людьми всегда ставило меня в тупик.

Моя жена, ось в колесе моей жизни, заявляет, что вид у меня куда более внушительный, чем фактические размеры. И люди, говорит она, судят обо мне по впечатлению, которое я на них произвожу.

Я нахожу это умозаключение нелепым. Ерундой, которая рождена любовью.

Возможно, я производил бы на людей столь сильное впечатление, если бы, скажем, падал на них или наступал им на ногу.

В Аризоне есть место, где брошенный мяч вроде бы катится вверх, отрицая закон всемирного тяготения. По правде говоря, все дело в необычном ландшафте, который обманывает глаз.

Подозреваю, что и я — некий природный феномен. Возможно, свет отражается от меня не так, как от других людей, странным образом преломляется, и в результате мои размеры оптически увеличиваются.

В ту ночь, когда я родился в центральной больнице округа Сноу, расположенной в городе Сноу-Виллидж, штат Колорадо, мой дед сказал медсестре, что ростом я буду в двадцать дюймов, а мой вес составит восемь фунтов и десять унций[1].

Медсестра сильно удивилась, услышав его, и не потому, что восемь фунтов и десять унций — слишком много для новорожденного. Не послужило причиной для удивления и внезапное превращение кондитера в прорицателя. Поразило медсестру другое: четырьмя днями раньше у моего деда случился обширный инсульт, вызвавший паралич правой половины тела и полную потерю дара речи; и однако, пребывая на кровати в палате интенсивной терапии, все свои предсказания он произнес ясным и четким голосом, не глотая буквы и не запинаясь.

Он также сказал медсестре, что я появлюсь на свет в двадцать два часа сорок шесть минут и что у меня будет отмечена синдактилия.

Синдактилия — из тех слов, которые трудно произнести до инсульта, а уж после — и подавно.

Синдактилия, как потом объяснила моему отцу та самая медсестра, — дефект внутриутробного развития, полное или частичное сращивание двух или более пальцев кисти или стопы. В самых серьезных случаях кости сращиваются настолько, что у двух соседних пальцев оказывается один ноготь.

Для исправления этого дефекта требуется несколько хирургических операций, если родителям хочется, чтобы их чадо смогло показать палец тому, кто крепко его достал.

В моем случае пальцы срослись на ногах, два — на левой, три — на правой.

Моя мать Маделин (отец, любя, обычно называет ее Мэдди) настаивает на том. что они сознательно намеревались отказаться от хирургического вмешательства и вместо операций при крещении назвать меня Флиппером.

Так звали дельфина, который играет главную роль в популярном телесериале конца 1960-х годов (само собой, телесериал также назывался «Флиппер»[2]). Моя мать говорит, что этот сериал отличала «удивительно веселая глупость». Его сняли с эфира за несколько лет до моего появления на свет.

Флиппера, самца, сыграла дрессированная дельфиниха по кличке Сюзи. Скорее всего, это был первый случай трансвестизма на телевидении.

Разумеется, это не совсем правильное использование вышеуказанного термина, поскольку трансвестизм — переодевание мужчины в женщину для получения сексуального удовольствия. Понятное дело, что Сюзи, она же Флиппер, обходилась без одежды.

То есть в этом сериале женская звезда всегда выступала обнаженной и при этом без труда сходила за мужчину.

Всего лишь двумя днями раньше за обедом мама (она испекла свой знаменитый пирог с сыром и брокколи) задала риторический вопрос: а не начавшееся ли с «Флиппера» падение телевизионных стандартов привело к занудным шоу с извращенцами, которые в такой чести на нынешнем телевидении?