Предсказание
Шрифт:
— Слава богу.
Я выключил фары. Идти по оставленному нами следу не составляло труда, но я не видел смысла в том, чтобы облегчать поиски нашему таинственному врагу.
Здесь, под кронами сосен, царила кромешная тьма. Хотя мы спустились на какие-то четыреста ярдов, создавалось ощущение, что мы на глубине тысяч фатомов[45] от уровня шоссе и нет никакой надежды на то, что нам удастся выбраться на поверхность и вновь увидеть небо.
Потом я заглушил двигатель, пусть не чувствовал запаха бензина, из чего следовало, что ни бак, ни топливные магистрали не пробиты, и понимал, что в кабине должно быть тепло. По шуму работающего двигателя стрелок мог найти нас с той же легкостью, что и по включенным фарам.
Я хотел, чтобы он сам при спуске воспользовался фонарем и обнаружил свое местоположение.
Ему не оставалось ничего другого, как спускаться ни своих двоих. Если бы решился съехать вниз, даже «Хаммеру», возможно, не удалось бы забраться на этот склон. Во всяком случае, в разреженном воздухе среднегорья. Он бы не пошел на такой риск.
— Закрой за мной дверцы, — сказал я.
— Куда ты идешь?
— Хочу его удивить.
— Нет. Давай убежим.
— Ты не сможешь.
На ее лице отразилась печаль.
— Это ужасно.
Моя ободряющая улыбка определенно не удалась.
— Должен идти.
— Люблю тебя.
— Гораздо больше мангового заварного крема, — ответил я.
Когда я выходил из машины, под потолком зажглась маленькая лампочка-предательница, но потухла, едва я без лишнего шума захлопнул дверцу.
Лорри нажала на консоли кнопку центрального замка, заблокировав все дверцы.
Я задержался на короткое время, чтобы убедиться, что деревья удержат «Эксплорер» от дальнейшего спуска. Действительно, они так сильно обжали борта, что протиснуться между огромными стволами и покатиться дальше внедорожник никак не мог.
Темноту я воспринимал не просто как отсутствие света, а некой субстанцией, которую мог пощупать. Причину, полагаю, следовало искать во влажности, холоде, но прежде всего в моем страхе.
Затаив дыхание, я прислушался, но до моих ушей донесся только посвист ветра в кронах деревьев да пощелкивания и потрескивания охлаждающегося двигателя. Ни один звук не говорил о приближении врага.
Стрелок мог все еще стоять на обочине Хоксбилл-роуд, обдумывая следующий шаг. Но я подозревал, что он относится к людям, которые предпочитают действовать быстро, а не просчитывать альтернативные варианты.
Я тоже не стал гадать, кто он такой и каковы причины его столь агрессивного поведения. Если бы он меня убил, не имело значения, правильные ответы я нашел на поставленные вопросы или нет. Если бы мне удалось взять верх, он бы сам все рассказал. В любом случае терять время на поиск этих самых ответов смысла не было.
Оставив Лорри в запертом автомобиле, я вроде бы бросал ее на произвол судьбы, но, с другой стороны, оставаясь рядом с ней, я терял надежду спасти ее и нашего ребенка.
Постепенно мои глаза привыкали к темноте, но я не мог ждать, оставаясь у автомобиля, пока привыкнут окончательно.
Лес расставил множество ловушек для непрошеного гостя. Корочка затвердевшего снега особых проблем не доставляла, а вот лепешки слипшихся сосновых иголок и шишек выскальзывали из-под ног, так что удержать равновесие было нелегко.
Стоя на вершине склона, стрелок мог разглядеть только черную массу леса. Я знал, что он не мог увидеть, как я иду на юг, поперек склона, тем не менее очень живо представил себе свое лицо в перекрестье оптического прицела.
Под кронами сосен снежный покров сильно разнился: где-то его толщина составляла два-три дюйма, в других местах доходила до фута, хватало и участков голой земли. Когда мое ночное зрение улучшилось, поднимающийся к дороге склон показался мне одеялом из разных по форме и размерам белых и черных лоскутов.
Я быстро понял, как передвигаться с большей скоростью, но вот с бесшумностью ничего не получалось.
Каждые несколько шагов я останавливался и прислушивался в попытке определить местоположение стрелка. Но слышал только шум ветра в кронах деревьев и и еще какой-то тревожащий, непонятный, словно идущий от земли, гудящий звук, возможно, эхо от шуми ветра.
Пройдя примерно сорок футов, я повернул на восток и начал подниматься по склону параллельно следу, оставленному «Эксплорером» при спуске. Я пригибался к земле, хватался за выступающие камни и корни, напоминая в этом обезьяну, но без присущей обезьянам ловкости.
Я полагал, что преодолею две трети подъема, прежде чем замечу спускающегося стрелка. Потом намеревался дождаться, пока он пройдет мимо, и двинуться следом, чтобы в какой-то момент застать врасплох и броситься на него.
План был, конечно, совершенно безумным. Я же не был Джеймсом Бондом. И даже Максвеллом Смартом[46]. Я предпочитал месить тесто, а не разбивать головы, пускать в ход миксер, а не автомат.
Но ничего менее безумного я придумать не мог, а потому продолжал подниматься по склону.
Руки начали замерзать. Тонкие перчатки, которые лежали в кармане куртки, могли бы послужить хоть какой-то защитой от холода, но снизили бы гибкость и чувствительность кистей, поэтому я предпочитал подносить руки ко рту и отогревать их дыханием.
Помимо того, что мерзли руки, появилась боль в ноге, пульсирующая боль, совсем как зубная. В теплую погоду я никогда не чувствовал металлических аксессуаров, ставших неотъемлемым придатком костей, но иногда зимой мог определить расположение любой пластины или винта.
Прикинув, что две трети склона остались позади, я остановился, пусть по-прежнему не видел ни ручного фонарика, ни других признаков того, что стрелок спускается мне навстречу. Убедившись, что почва под ногами крепкая, я выпрямился во весь рост, чтобы оглядеть гребень склона в доброй сотне ярдов надо мной.
Даже если «Хаммер» и стоял вдоль обочины, я не ожидал, что смогу увидеть его, поскольку находился еще достаточно далеко, значительно ниже уровня шоссе. Что я рассчитывал увидеть, так это отсвет фар или габаритных огней, но гребень склона лишь чуть выделялся на сером фоне неба.