Представления, культы, обряды у казахов
Шрифт:
В разных местах Алгабасского района Чимкентской области находятся мазары святых Домалак-ана (с. Чаян) и Байдабек-ата (с. Китаевка). Предание представляет Байдабека-ата знаменитым батыром, современником суфийского святого Ходжа Ахмада Ясави, его родственником. Ему приписывается деятельность по распространению ислама среди местного населения. Одна из его жен славилась незаурядным умом. Звали ее Бибажар (Домалак-ана). Постоянные ссоры с Байдабеком вынудили ее поселиться отдельно от своего мужа. Местные жители утверждают, что именно по этой причине могилы супругов находятся далеко друг от друга. Во время набегов калмаков (джунгар), по другой версии киргизов, группа конокрадов, направляясь во владения Байдабека, остановилась на ночлег в доме Бибажар. Не зная, что она жена Байдабека, на обратном пути, возвращаясь с табунами, угнанных у Байдабека лошадей и верблюдов, конокрады вновь остановились на ночлег в доме Бибажар. Пораженные красноречием хозяйки, конокрады предложили ей, в благодарность за оказанное гостеприимство, выбрать из табуна любого коня и верблюда, продолжив затем свой путь. Однако через день угнанные табуны лошадей и верблюдов вернулись к своему хозяину — Байдабеку. Бибажар оставила себе кобылицу и вожака верблюдов, клич которых заставил вернуться всех угнанных лошадей и верблюдов. Предводитель конокрадов, отдавая дань уму Бибажар, не осмелился вернуться за утраченными табунами.
Согласно легенде, у Байдабека и Бибажар был сын —
Сведения о Домалак-ана и Байдабек-ата удалось обнаружить и в литературе. Их имена, в частности, упоминаются в легендах и преданиях, записанных Ч.Ч. Валихановым, а также в родословной, приводимой Н.А. Аристовым. Одна из родословных была обнаружена Н.А. Аристовым в одном из рукописных сборников, которые, по его словам, обычно хранятся у местных знатоков, самими ими составляются и «содержат иногда рядом с молитвами сказания романтического характера о Тимуре и Чингиз-хане, сказки о богатырях, загадки и др.» [117] Спустя почти столетие, с одной из таких родословных, хранящейся у муллы, жителя Алгабасского района Чимкентской области, удалось познакомиться и мне. Родословная была изложена на нескольких страницах и отличалась детальной обстоятельностью. В ней сообщается, что у сына Байдабека от третьей жены Домалак-ана было три сына — Албан, Суан и Дулат. Такие же сведения приводятся и в родословной, записанной Н.А. Аристовым. О том, что Домалак-ана считалась святой, свидетельствуют материалы Ч.Ч. Валиханова: «…второй же Джоркчи (Жарыкшак — Р.М.) был сын второй жены, по-киргизскому (казахскому — Р.М.) — аулие, святая. От Джоркчиевых трех детей произошли: от первого Албана — адбаны (албаны — Р.М.), от второго Дулата — дулаты и Сувана — суваны (суаны — Р.М.)» [118] . Приводимые материалы свидетельствуют о главном: о жизненности запечатленной в культовых памятниках и письменных хрониках традиции почитания предков-родоначальников у казахов, которая приобрела в мусульманскую эпоху новую жизнь, и, соответственно, мусульманизированный облик.
117
Аристов Н.А. Опыт выяснения этнического состава киргиз-казаков большой орды и каракиргизов на основании родословных сказаний и сведений о существующих родовых делениях и родовых тамгах, а также исторических данных и начинающихся антропологических исследований // Живая старина. Год 4-ый. Вып. III–IV. СПб., 1894. С. 394.
118
Валиханов Ч.Ч. Предания и легенды Большой киргиз-кайсацкой орды // Собр. соч. … Т. 1. С. 274.
В круг святых, почитаемых в Южном Казахстане входят святые — покровители местностей. Например, Уйрек-ата, влияющий на различные жизненные ситуации, оказывающий покровительство или насылающий бедствия за непочтительное к себе отношение. А также святой — хранитель местных жителей Туркестана — прорицатель Ундемес-ата (Безмолвный старец) и другие [119] .
119
Дастанов О. «улиелі…». С. 54–56, 48–49.
Число святых в Южном Казахстане постоянно пополнялось новыми персонажами, в том числе и реальными лицами. Во время поездки по Сырдарьинскому району Кзыл-Ординской области мне довелось посетить кумбез широко известного здесь святого Ахмет-ишана. Образ его связан с реальной личностью — Ахметом Оразаевым. Родился он в 1861 году в Сырдарьинском районе Кзыл-Ординской области в местности Сулу-тобе. Начальное образование получил в организованной его отцом школе-мектебе. Продолжил его в Бухаре, где познакомился с основами медицинских знаний. Вернувшись в родные края, он занялся лечением местных жителей, используя полученные знания наряду со средствами народной медицины. Ныне здравствующие бывшие пациенты Ахмета Оразаева свидетельствуют о его необыкновенном даровании лекаря, осуществлявшего сложные хирургические операции. Его заслугой была и организация строительства местной ирригационной системы, в котором он принимал непосредственное участие. А. Оразаев умер в 1926 г. Местные жители на собственные средства воздвигли над его могилой кумбез. Эти сведения я получила во время личных бесед с местными жителями-чабанами в 1983 году.
Объектами поклонения у казахов Южного Казахстана являлись многочисленные источники, вершины, деревья, т. е. как отмечал Ч.Ч. Валиханов: «Все необыкновенные явления природы считают за места священные, освященные пребыванием аулии (мухаммеданского святого); все курганы называются оба, что значит куча. Дерево, одиноко растущее в степи или уродливое растение с необыкновенно кривыми ветвями служат предметом поклонения и ночевок. Каждый, проезжая, навязывает на это дерево куски от платья, тряпки, бросает чашки, приносит (в) жертву животных или же навязывает гриву лошадей» [120] .
120
Валиханов Ч.Ч. Тенкри (Бог) // Собр. соч. … Т. 1. С. 209.
Следы древних анимистических воззрений в культе святых очень слабы. В этой связи новые этнографические материалы приобретают особое значение. Элементами традиции, восходящей к архаическим анимистическим воззрениям, отмечена святыня «Аулие бастау» («Святой родник») в Джамбулской области. Местность, где находится родник, связана с именем местного жителя Карашала. Его сын, Карашалов Азберген, 1923 г. рождения, рассказал, что раньше в ущелье было много воды. Из многочисленных расщелин в скале текла вода. Ее с избытком хватало на весь аул. Отец Азбергена построил здесь мельницу, разбил фруктовый сад, посадил огород, развел козлят. В расщелине скалы, как подчеркнул Азберген, жили две большие змеи, которые никогда никого не трогали. В скале было отверстие, представлявшее собой некое убежище. В нем укрывались от непогоды, устраивали трапезы. На каменном выступе можно было увидеть Коран. Люди боялись к нему прикоснуться. Говорили, что Коран спрятали в скале покидавшие край муллы. О былом изобилии воды сохранились лишь воспоминания. В настоящее время только из одного источника течет вода. В нем можно увидеть монеты, оставленные паломниками. Считается, что только знающий молитвы может
Святыня «Аулие бастау», испытавшая крайне поверхностное влияние ислама (лишь упоминание спрятанного муллами Корана), явно сохранила элементы архаичного мировоззрения: святость животворящей воды, сакрализация окружающих деревьев. Деревья, истекающие кровью, испускавшие крики боли или негодования, известны многим традициям. Считается опасным наносить повреждение подобным деревьям и кустарникам и срывать с них хотя бы одну ветку, большое несчастье поразит человека, который осмелится сделать это. Святые деревья обычно обвешиваются всевозможными тряпочками.
У казахов выросшее на могиле дерево являлось свидетельством святости погребенного. «Усопшему для получения места в киргизских (казахских — Р.М.) святцах иногда бывает довольно того, чтобы над его прахом выросло какое-нибудь большое дерево» [121] . Дерево на могиле святого некогда выступало в роли «говорящего дерева». В прошлом по казахскому обычаю, если по делу «джисар» (сватовства) кто-либо из сторон отречется, что был действительно сватом, то в подтверждение правдивости своих слов он должен был отрезать ветку у дерева, растущего у могилы святого, так как считалось, что «в древние времена было одно дерево», которое говорило «ложны или правдивы слова ответчика и истца». А так как этого дерева теперь не существует, то у казахов осталась примета — отрезать ветку у дерева, растущего у (могилы) аулие (святого) [122] . О силе и значении присяги, данной на могиле святого, венчаемой деревом или шестом, свидетельствуют и «Предания адаевцев на Мангышлаке», указывающие, что широко распространенной ипостасью такого дерева являлся надмогильный шест. Присяга, принятая на могиле святого, считается совершенным доказательством невинности ответчика, но на нее решаются немногие. Присягающий должен взяться обеими руками за шест, стоящий на могиле и сказать: «Не видал, не слыхал, не ел, не пил, если говорю неправду, да убьет, меня Бог, да убьет этот святой» [123] .
121
Левшин А. Описание… С. 57.
122
Диваев А. Киргизские приметы // СМССО. Т. IX. Ташкент. 1901. С. 57–58.
123
Предания адаевцев о святых секты ханафие, живших и умерших на Мангышлаке. Приложение к VII выпуску сборника сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1873. Вып. VII. С. 1.
Представляется возможным допустить связь святого дерева с известным многим традициям мотивом изобличения. Многочисленные материалы свидетельствуют о широко распространенном образе святого дерева на могиле. В этой связи неясно, почему В.Я. Пропп отмечал, что «у киргизов (казахов — Р.М.) выросшее из могилы священное дерево — случай единичный и исключительный, и мотив обличения, связанный с деревом, им был не известен» [124] .
Ключ к пониманию исключительного отношения казахов к святому дереву на могиле кроется в круге архаичных представлений, связанных с образом дерева жизни, «универсальной концепцией, которая в течении длительного времени определяла модель мира человеческих коллективов старого и нового света» [125] . Они особенно проявляются в реликтах домусульманского погребального обряда. И.А. Кастанье, например, отмечал, что «на могиле мужчин, особенно в Сырдарьинской области и в южных частях Тургайской, втыкают пики или просто кол, на который насаживают череп любимой лошади» [126] . Как только умирал казах, в юрте устанавливалось в вертикальном положении его копье (найза), на конце которого привязывался платок, цвет его указывал на возраст покойного. Через год при соблюдении особых обрядов найзу переламывали, а обломок устанавливали на могиле умершего [127] . По копью душа восходила на небо [128] . Разновидностью копья мог быть шест, кол, просто палка (бакан или писпек). Очевидно реликты этого древнего представления обрели новую жизнь в образе дерева, осеняющего погребение святого. Мотив, связанный с древними представлениями о дереве жизни у казахов нашел отражение и в народном творчестве. Так, в казахской былине о Бикете-батыре, приводятся слова героя Бикета: «Говоря «отец его дерево» — не руби дуба топором (безрассудно)» [129] .
124
Пропп В.Я. К вопросу о происхождении волшебной сказки (Волшебное дерево на могиле) // СЭ. 1934. № 1. С. 144.
125
Топоров В.Н. О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией «мирового дерева» // Ученые записки Тартусского государственного университета. 1971. Вып. 284. № 5. С. 9.
126
Кастанье И.А. Надгробные сооружения киргизских степей // ТОУАК. 1911. Вып. XXVI. С. 81.
127
Алтынсарин И. Очерк обычаев при сватовстве… С. 301–302.
128
Ибраев Б. Космогонические представления наших предков // ДИ. 1980. № 8. С. 44.
129
Диваев А. Киргизская былина о Бикете-Батыре. Памятники киргизского народного творчества. Казань. 1897. С. 48.
Приведенные материалы, конечно, не охватывают весь спектр проявлений культа дерева у казахов.
Новую жизнь в исламском культе святых обрели и другие культы, бытовавшие у казахов в доисламское время. Так, например, с почитанием одной из гор в Чимкентской области — Казы-Курт связана исламская, точнее библейская легенда о Ноевом ковчеге. Почитание этой святыни представляет собой один из примеров о наложении мусульманской традиции на древний культ гор.
Реликты древнего мировоззрения, связанного с почитанием гор, известного у многих народов, сохранились и в легенде о Святом Жилаган-ата («Плачущий старик»). Святыня Жилаган-ата находится в Туркестанском районе Чимкентской области в местности Аксерке. Она была одним из мест паломничества дуана Амана, со слов которого была записана одна из версий легенды.