Прекрасная Адыгене

Солоухин Владимир Алексеевич

Склон сделался настолько крутым, что все время хочется заиметь еще одну точку опоры помимо трех имеющихся (две ноги и ледоруб), и здесь-то, на самом крутом месте склона, когда боишься сделать лишнее движение, чтобы не покатиться вниз, Александр Александрович останавливает отряд. Стоим, опираясь на ледорубы. Смотреть вниз и заманчиво, и жутковато. Падать, может, и некуда, но катиться, кувыркаясь и обдирая себя о жесткую землю, сплошь, так сказать, инкрустированную камнем, очень даже есть куда. Александр Александрович разрешает сесть, но стоять на такой крутизне как-то проще и даже удобнее.

– Сейчас мы будем отрабатывать самозадержание при помощи ледоруба при падении. Если вы поскользнулись и начали падать… ну, сейчас сухо, а представьте себе этот склон после дождя либо, не дай бог, обледенелым. Прошел дождь,

снежок, схватило ледяной корочкой. Неприятно. Значит, если вы поскользнулись и начали падать, то первым движением вы должны выбросить ледоруб на вытянутых руках над головой. Это необходимо, чтобы во время кувыркания не напороться на острый клюв ледоруба. Таким образом, вы падаете с поднятыми руками, а в руках – ледоруб. Теперь вы должны во что бы то ни стало перевернуться на живот, а клюв ледоруба вонзить в землю. Он не сразу задержит вас, особенно если вы успели набрать скорость. Он будет чертить по земле, а вы будете давить на него все сильнее, подтягивая его к груди. Когда вы навалитесь на ледоруб всей грудью, он вонзится в землю глубоко и затормозит ваше падение. Ясно? Показываю.

Александр Александрович поднялся еще на несколько шагов, нелепо взмахнул руками, словно поскользнувшись, и стремительно покатился вниз по склону. Все у него получилось как по-писаному. Выкинув руки с ледорубом вверх, перевернулся на живот, вонзил клюв ледоруба в землю, подтянул его к груди, навалился, остановил падение. На всю операцию у него ушло метров десять – пятнадцать склона.

– По очереди каждый из вас будет делать то же самое.

Значит, вот она какая, наука. Если ты боишься поскользнуться, покачнуться и покатиться вниз, если тебе страшно просто стоять на склоне, то падай и катись нарочно, останавливай сам себя. Парни в рвении и в избытке сил падали и кувыркались еще более стремительно, чем если бы упали на самом деле. Они нарочно давали себе разогнаться при падении, набрать скорость и только тогда уж пускали в дело ледоруб и тормозили падение по всем правилам. Девочки тоже по одной выходили на исходное место и срывались вниз (как прыгают с парашютом), – но Ольга-то моя как сейчас полетит? Хватит ли у нее духу? По неуверенности в движениях, по их скованности можно понять, что делается у нее на душе. Не очень уверенно падает, скользит, катится, остановилась.

– Хорошо, Оля, – одобряет ее Александр Александрович из педагогических соображений.

– Нет, я хочу еще раз, у меня получилось плохо.

– Давай еще раз. Да и все мы будем отрабатывать это до чистоты, пока не научимся действовать автоматически. Оля начинает, остальные за ней. Пошли!..

Этот склон-то кажется крутым и опасным? Как дома, как на стремянке около книжной полки, как на ковре. Неужели час назад подрагивали колени и хотелось опереться о землю еще и рукой? Может, сплясать вам на этом склоне? Плясать не умею, а хотелось бы – такая вдруг уверенность и легкость во всем: и в мускулах, и в душе.

Отдохнуть расположились в пологой долине между двумя травянистыми склонами. После перерыва начнем отрабатывать каменные осыпи. А пока нас развлекают потешные и симпатичные высокогорные зверушки – сурки. Еще когда мы шли сюда, поднявшись из ущелья и выйдя на горный простор, и справа, и слева, и со всех сторон слышались высокого тона свистки этих осторожных, но и любознательных животных. Пожалуй, как следует прислушавшись, поймешь, что по природе своей это все же не свист, а короткий, на одной ноте визг. Но так уж принято говорить, что сурки свистят. Свистело так много сурков вокруг нас, идущих по субальпийскому лугу, что казалось – горы кишат сурками. Но мы долгое время не могли увидеть ни одного зверька, а видели только норы, и нор этих действительно было очень много. Удивительна быстрота, с которой сурки ныряют в свои норы, словно проваливаются сквозь землю. Александр Александрович рассказывает, что у него в охотничьей практике бывали случаи, когда смертельно раненный, фактически убитый сурок все же успевал скрыться в норе.

Теперь, когда мы не шли, а сидели тихо и смирно, то тут, то там поодаль начали подниматься рыжеватые столбики. Сурок садится на задние лапы, опираясь о землю своим длинным пушистым хвостом, а передние лапки держит около груди, подобно собачке, которую заставили служить. Голову он немного запрокидывает назад, как это сделали бы мы,

стараясь приподняться повыше и увидеть подальше. До семидесяти сантиметров высотой эти рыжие столбики. Александр Александрович утверждает, что встречаются матерые сурки метровой длины, но мы таких все же не видели. В одном месте на большом сером камне расположилось изучать нас, пришельцев из другого, долинного мира, целое семейство сурков: очень крупный сурок, поменьше и двое детенышей. Замерев, они могут стоять очень долго в полной неподвижности, словно окаменев. Но при резком движении кого-нибудь из нас исчезают не просто мгновенно, но с быстротой, доступной разве что техническому приспособлению (щелчок капкана или затвора фотоаппарата) и удивительной для живого существа. Сразу, без промежуточного кадра, остается пустой камень, где только что стояло четыре любознательных, высматривающих столбика. Не знаю, право, вредны или полезны зверьки эти для человека и какова их роль в уравновешенном балансе природы, но хорошо, думалось, что они здесь так мирно живут, резвятся и в общем-то никому не мешают. И не дошел еще черед до их интенсивного изведения на шапки, на мясо или ради какой-нибудь там железы, вырабатывающей что-нибудь наподобие бобровой струи.

Камнепады в основном, говорится в «Спутнике альпиниста», проходят по кулуарам – углублениям, возникшим под влиянием текущей и падающей воды. Кулуары (попросту говоря, желоба) достигают иногда нескольких десятков метров в ширину.

Скопления крупного обломочного материала, встречающиеся у подножия склонов, особенно у выходов кулуаров, и перекрывающие зачастую значительные участки, называются осыпями. Осыпи различаются по величине камней (крупные, средние и мелкие) и внешнему виду (плитчатые, острообломочные), а также по подвижности (живые и мертвые).

Осыпь, к которой нас подвел Александр Александрович, была острообломочной, средней. Камни величиной с голову, чуть крупнее, чуть меньше. Нельзя сказать про них, что они квадратные или округлой формы, потому что никакой определенной формы у них не было. Но они были острообломочные, отнюдь не плиточные. Осыпь змеей вилась по крутому кулуару, образуя род каменной аспидной реки, исток которой терялся на высоте, там, где зеленый склон перегораживался выходом острых, тоже аспидных скал.

– Мелкие осыпи очень неудобны для движения вверх, – объяснял Александр Александрович, – они ползут под ногой. Получается то, что альпинисты называют велосипедом. Движение по мелким осыпям изнурительно. Зато для спуска они превосходны. Большими прыжками (а камни, оползая, сами несут вниз) можно очень быстро потерять высоту. И нет опасности, что камень, пущенный одним альпинистом, догонит и ударит его самого либо товарища. На средней осыпи, как у нас, такая опасность существует. Поэтому двигаться вверх по такой осыпи надо зигзагом, серпантином. Мы пересекаем осыпь поперек. Внизу у нас никого нет. Камень никого не заденет. Но лучше, конечно, его не пускать, двигаться осторожно, пробовать камень под ногой, прежде чем перенести на него тяжесть тела. Дойдя до края осыпи, мы ждем, пока подтянется весь отряд, и начинаем новый зигзаг. Если же кто-нибудь из вас пустит камень, надо кричать: «Камень!» Если вы увидите, что из-под ноги впереди идущего товарища пошел камень, вы обязаны, пока он не набрал скорость, ногой его остановить.

Странно, но я почти не вспомнил про свои необношенные ботинки. Думать приходилось о другом: насколько тяжело будет подняться до истоков этой каменной реки, не сделаются ли ватными ноги, не начнет ли от перегрузки и высоты барахлить насос.

Зигзагом, серпантином, переступая с камня на камень, каждый из которых готов сдвинуться и ускользнуть из-под ноги, постепенно поднимаемся все выше и выше, и вот уже долина с сурками смотрится, как с самолета, и смотреть на нее надо не вдаль, а вниз.

Александр Александрович остановил отряд и велел всем найти у себя пульс. Сам смотрит на часы на секундную стрелку.

– Нашли? Приготовились. Внимание. Раз!

В подушечки пальцев, указательного и среднего, частыми, учащенными, загнанными толчками ударяется кровь. Насос разогнался и работает с частотой и яростью почти что отбойного молотка.

– Два! – командует Александр Александрович. – Полученную цифру помножим на четыре. У кого больше ста сорока?

Тридцать два я помножил на четыре и получил сто двадцать восемь.