Прекрасная Адыгене
Шрифт:
4. Двигайся плавно, с минимальными остановками.
Не только потому надо двигаться плавно и по возможности без остановок, что при плавном движении меньше тратится сил, чем при резких и порывистых движениях, и не только потому, что при этом камни и вообще опоры под тобой испытывают меньше нагрузки, чем при резких толчках. Тут, видимо, действует тот же закон, который не допускает промедлений и не велит останавливаться циркачу, акробату, гимнасту, начавшему сложный комплекс, коннику, берущему ряд препятствий, слаломисту, уже оттолкнувшемуся палками, жонглеру, уже бросившему в воздух первые тарелки, мячи и кольца. Все они находятся уже во власти ритма и скорости, которые помогают им, вынося на себе, и, пожалуй, самый простой пример тут мог быть вовсе не с жонглером и акробатом, а с обыкновенным велосипедистом, особенно делающим первые попытки удержаться на шатком вертикальном предмете и удерживающимся на нем исключительно благодаря плавности и непрерывности движения. Можешь колебаться, медлить, не начинать движения, но если уж начал, пошел – иди и не спохватывайся на середине, теперь у тебя только одна дорога: вверх, вверх и вверх.
Были там и другие правила, как-то: «иди ногами» (то есть: ноги гораздо сильнее рук, поэтому старайся, чтобы на них падала основная нагрузка), «используй трение», «применяй распоры», «старайся двигаться по вертикали», «дальше от скалы – ближе к скале».
Это последнее правило, исполненное, так сказать, острого противоречия, требует пояснения.
Дело в том, что, с одной стороны, тебе хочется ближе и плотнее прижаться к скале, но, с другой стороны, чем ближе ты прижался к скале, тем труднее тебе передвигаться по ней. Это объясняется простыми законами физики, механики, математики. Неровности на скалах (по крайней мере, на большинстве из них) так уж устроены, что имеют наклон не в скалу, а в долину. Представьте себе выступ шириной три сантиметра. При скалолазании это прекрасная опора. Если бы он был перпендикулярен к стене, то на него легко было бы опереться краем ботинка, но он имеет внешний наклон и образует со стенкой тупой соскальзывающий угол. Значит, чтобы нога оказалась к нему перпендикулярной, ее надо сначала отклонить от скалы и ставить на выступ, так сказать, со стороны долины. Вот почему чем дальше отклоняешь весь корпус от скалы, тем легче за нее зацепляются ноги, хотя самому тебе хочется прижаться к скале как можно плотнее. Психология вступает в противоречие с законами математики и физики, но, конечно, только на самых первых порах. Потом привыкаешь.
Наши скалы были учебными. Они были во всем самыми настоящими труднодоступными скалами, но только имелся на их верх окольный, более легкий путь. Так что первые наши ребята, на которых ложилась обязанность страховки, не должны были идти с нижней страховкой, но ушли наверх по тропе и вскоре оказались над нами с веревками.
Страхующий наверху накидывает веревку на какой-нибудь надежный зубец скалы и становится пониже этого зубца. Один конец веревки бросается вниз, за другой конец страхующий держится, упираясь ногами. Внизу альпинист привязывается к веревке, и начинается движение по скалам. По мере того как альпинист поднимается, страхующий выбирает веревку, чтобы она всегда была почти натянута. В случае срыва альпинист провисает на веревке, ибо она тормозится о зубец, а страхующий крепко держит ее, иногда для надежности перекидывая через плечо и пропуская под мышку. Надо только не допускать маятника, то есть надо идти по скале прямо на страхующего. Если же отклонишься в сторону, то нетрудно догадаться, что при срыве не просто повиснешь на веревке, но полетишь по амплитуде и будешь качаться, а может быть, даже ударишься о скалу.
В этом заключается суть верхней страховки. Но как быть, если скалы не учебные, маршрут неизвестен, нет обходных путей и, чтобы организовать верхнюю страховку для всей восходящей группы, один альпинист должен сначала идти вверх? Тогда говорят, что он пошел с нижней страховкой. Представим себе действия альпинистов в этом случае. Группа остановилась на площадке, на которой удобно, во всяком случае, можно стоять. Уходящий вверх обвязывается концом веревки. Внизу ее будут крепко держать. Он прошел несколько метров – и тотчас должен найти каменный зубец, за который можно перекинуть веревку. Перекинув, сдвинулся влево и снова пошел вверх. Теперь если он сорвется, то повиснет на этом зубце (внизу веревку крепко держат), но он не должен уходить от зубца выше чем на три метра. В случае срыва ему придется пролететь три метра до зубца и три метра после зубца, то есть всего шесть метров. Это еще не опасно. При десяти метрах полета обвязывающая веревка в момент повисания ломает ребра. Так от зубца до зубца альпинист уходит вверх, пока не выберет удобной площадки, стоя на которой он мог бы страховать всю остальную группу уже верхней, более надежной страховкой. А потом все повторится сначала. Но только на новой над уровнем моря и на новой относительной – над ущельем, над долиной, над подножием горы – высоте.
Первая смена страхующих ушла вверх и сбросила нам концы веревок. Всего было восемь маршрутов, возрастающих по сложности от первого до восьмого.
Александр Александрович подошел к стене, показавшейся мне совершенно гладкой, и привязался к веревке.
– Страховка готова? – крикнул он наверх.
– Готова.
– Пошел!
Это уж про свои действия полагается крикнуть, что «пошел». А крикнув, надо идти. Согласитесь, что, крикнув «пошел», ничего больше нельзя делать, как идти. Не будешь, крикнув «пошел», стоять на месте и топтаться в нерешительности. Пошел так пошел.
Александр Александрович поднял руки, пошарил ими по поверхности скалы, поскреб железной подошвой о каменную плоскость и вдруг поднялся на полметра. Уперся в несуществующую шероховатость другой ногой, поднялся еще, перехватил руками, и не успели мы вглядеться как следует в его действия, как он уже стоял около страхующего и отвязывался от веревки, за какие-нибудь две минуты пройдя тот десяток метров, который определялся третьим маршрутом.
Один за другим стали раздаваться возгласы:
– Страховка готова?
– Готова.
– Пошел!
Надо сказать, боязни скал, боязни высоты, как таковых, и вообще страха ни у кого из нас не оказалось и в помине. Осталась только деловая часть наших занятий – залезть; остались расчеты – как залезть; осталось наблюдение за другими – как лезут они; осталось стремление пройти по порядку все маршруты.
Скажут: чего же бояться, если привязан к веревке и упасть не дадут. Да, но попробуйте привяжитесь к веревке и подойдите к краю крыши десятиэтажного дома или встаньте на верхний обрез фабричной трубы. Если не боязнь высоты, то, во всяком случае, некоторую неуверенность в поджилках вы почувствуете. Но если вас будет группа, если вам нужно будет заниматься конкретным делом на краю крыши, то для боязни, вообще для посторонних ощущений в вашем сознании не останется места, как это бывает у пожарных, у высотников-монтажников, у моряков, у шахтеров, у летчиков или на войне. И только в некоторые мгновения чувство реальности (реальной опасности) может проснуться, и человек на мгновение ужаснется своему положению в пространстве.
Александр Александрович Кузнецов, мастер спорта, делавший самые трудные маршруты, так называемые «шестерки», признался, что однажды на стене ему сделалось страшно. Не то чтобы страшно, но он отчетливо подумал про себя: почему я здесь? какая нелегкая занесла меня на эту стену? Ради чего я не дома, не в тепле за книгой, не на горизонтальной плоскости? Если останусь жив, больше никогда не пойду на стену…
Но потом, конечно, все прошло, и он снова ходил и делал «шестерки» с присущими ему ловкостью, техничностью и выносливостью.
– Что такое «шестерка»? – спросил я у Александра Александровича.
Я знал уже, что существует шкала сложности альпинистских маршрутов, и в этой шкале двенадцать категорий сложности. Однако эти двенадцать категорий зачем-то сведены к шести сдвоенным пунктам. Вместо того чтобы говорить «первая категория» и «вторая категория», говорят: один «А» и один «Б». Вместо третьей и четвертой категорий говорят: два «А» и два «Б»… Значит, «шестерка» (6А и 6Б) – это, по существу, одиннадцатая и двенадцатая категория трудности. Я это знал. Но я спросил у Александра Александровича, что конкретно, на деле, означает для альпиниста «шестерка»?
– Ну, cкажем, восемь дней на стене, – спокойно ответил Александр Александрович.
– Как «восемь дней на стене»?
– Стена. Делаем девяносто-сто метров в сутки, а пройти надо метров семьсот-восемьсот.
– Но отдыхать, спать, питаться?
– Все на стене. Забьешь крючья, привяжешь себя, повиснешь и спишь. Или попадется удобная полка, можно сесть. Или есть возможность натянуть гамак.
– Над пропастью в четыреста метров?
– Об этом не думаешь.
Я не собираюсь делать «шестерку». И даже «тройку». Я уже не успею приобрести для этого ни техники, ни ловкоcти. Но за эти двадцать дней я понял и свидетельствую, что об этом действительно не думаешь.