Прекрасная любимица
Шрифт:
– Тебе очень нравится смотреть на них, правда?
– ее голос перешел на шепот.
– Нравится их вкус?
Мне нравилась ее фигура после рождения нашей дочери, только вот я не знал, как на самом деле признаться в этом Саре. Я любил ее грудь и бедра. Любил наблюдать за тем, как она кормила нашу принцессу, а затем сворачивалась клубочком рядом со мной. Я чувствовал, словно с появлением нашей дочери все чертовски важные кусочки моей жизни собрались воедино. Однако сохранилась доля стыда от необузданного желания ее тела после, следует признаться, крайне тяжелых родов.
Я аккуратно сместился вперед,
Сара потянула меня вниз, на себя, скользнув губами вниз по моей шее:
– Странно, что я хочу остаться такой?
– спросила она, когда я положил свою ладонь ей на бедро.
– Заполнить наш дом маленькими спиногрызами?
Я засмеялся, уткнувшись ей в плечо:
– Потеря сна съедает твой мозг, дорогая.
– Я знаю, что ты хочешь большую семью, - сказала она, - и я никогда не была влюблена в тебя сильнее, чем когда ты стал папочкой… - она заметила, что мое внимание было сосредоточено на ее завораживающей груди, нежели на словах. Снова. Накрыв ртом один из ее сосков, пробормотал:
– Твоя грудь стала больше…
Я проследил путь из поцелуев, поднимаясь к ее шее:
– И теперь я могу пялиться на двух огромных ангелочков в раю.
– Так тебе нравится, как сейчас выглядит мое тело?
– прошептала она.
Нотки чувственности и уязвимости в ее голосе повергли меня в шок. Сара знала, что я люблю ее тело, каждый дюйм ее безупречной, мягкой кожи.
Ведь так?
Отодвинувшись, заглянул ей в глаза:
– Я чертовски люблю твое тело. И то, какой счастливой мамочкой ты стала. Выглядишь так, словно попала в рай, - склонившись к жаркому местечку меж ее грудей, заговорил.
– А еще мне нравятся твои большие сиськи.
Она потянула меня за волосы, смеясь:
– Наконец-то, он признал это!
– Что это значит?
Она слегка нахмурилась, вбирая каждую черточку моего лица взглядом теплых, карих глаз.
Сара частенько рассматривала меня - осторожно, не отрываясь. Подушечкой пальца очертила мой подбородок, коснулась линии губ:
– Я просто хочу, чтобы ты не переживал так сильно, - прошептала она, - я хочу еще детей - быть может не сейчас, но, непременно, однажды - и когда я говорю об этом, я вижу неподдельный страх в твоих глазах.
Проглотив ком в горле, сказал:
– Не мне мучиться, рожая их.
– Кажется, мое тело отлично справилось с этим. Скоро я вернусь на работу. Посмотри на нас. Мы сделали это.
Я нагнулся, снова пробуя ее кожу на вкус. Целуя ее живот.
Она потянула меня вверх, шепча на ухо:
– Скажи мне, что ты не был на седьмом небе от счастья, поселив свою дочь в моем животодомике.
Смеясь, я признался:
– О ней точно было легче заботиться, припрятав туда.
Она снова взглянула на меня, когда я, подавшись вперед, развел ее бедра коленом и разместился между ними, напрягаясь, ощущая жар и гладкость ее кожи подо мной:
– Все хорошо, любимая?
Ее дыхание стало рваным. Короткие вдохи и выдохи опаляли кожу на моей шее. Руками, скользнув ниже по спине, Сара сдернула мои боксеры до бедер:
–
Положил палец ей в рот, смачивая, прежде чем коснуться ее лона. Застонал, потиравшись о ее бедро:
– Уверена? Не больно?
Сара рассматривала меня. Выражение ее лица изменилось, отчего невозможно было распознать, о чем именно она думает прямо сейчас :
– Я уверена.
– Вчера мы тоже занимались сексом, не хочу, чтобы тебе было больно, - объяснил я.
Она закрыла глаза, притянув мою голову к своей шее:
– Знаю, малыш.
Медленно скользнув вниз, я оставил поцелуй на ее подбородке и застонал.
Каждый раз… Каждый гребаный раз у меня возникает чувство, словно мне не насытиться ею. Вцепившись ногтями мне в спину, она застонала в облегчении.
– Иисус, Лепесточек. Ты божественна подо мной, - взяв одну ее грудь в ладонь, сжал, наслаждаясь каплей молока, скользнувшей на ладонь.
– Блядь, - я едва ли владел собой.
– Блядский дьявол…
– Что-то новенькое, - прошептала она, царапая мою спину.
Сжал челюсти, сдерживая признание, что вот-вот было готово сорваться с губ:
– Я чертовски люблю их. Прости, я знаю, что в основном эти девчонки - большая обуза для тебя, но, черт возьми, Лепесточек. Я обожаю твои сиськи прямо сейчас.
Я почувствовал, как она замерла подо мной, поэтому чуть сместился назад, чтобы видеть ее лицо.
– Что?
– спросил я.
– Я что-то не так сказал?
Она не выглядела расстроенной, скорее изумленной и, быть может, чуточку огорченной. Скользнув ножками вверх по моим бокам, она прошептала:
– С каких это пор ты извиняешься?
Улыбаясь, я нагнулся, целуя ее сладкие, полные, губки. Мое сердце забилось чаще; я все еще не был уверен, не обидел ли ее.
– Ты не должен извиняться, что мои сиськи тебя так возбуждают, - прошептала она мне на ухо: - Мне не хватает не оправдывающегося говнюка Стеллы.
Мгновенно во мне проснулся инстинкт показать ей - какой же я говнюк на самом деле: заведя ей руки за голову, войти одним резким толчком, наслаждаясь видом ее колыхающейся груди подо мной и трением ее сосков об мою грудь, распаляя вожделение. Но вместо этого я потихоньку задвигался над Сарой, убеждаясь, что не причиняю ей дискомфорта, наполняя ее.
Она схватила меня за задницу, подгоняя сильнее и жестче, отчего я старался дать ей больше, однако с каждым продвижением вперед чувствовал нечто новое, неизведанное в ней, что вновь соединяло нас.
Не торопись.
Медленнее.
Не торопись.
Медленнее.
Мы уже много раз занимались сексом после рождения дочери, однако еще не вернулись к временам необузданного родео, когда трахались на кухонном столе или на полу. К потным и безрассудным играм в клубе с поркой и связыванием. В те дни, когда я брал ее в самых непредсказуемых позах, иногда с наблюдателями-незнакомцами, а иногда просто с моей камерой в качестве единственного свидетеля. Однажды, я укусил ее в плечо так сильно, что пошла кровь, отчего она стала возбужденной дикаркой.