Прекрасные и обреченные. Трилогия
Шрифт:
Она ждала на темной террасе, одетая в дешевенькое белое платье, подчеркивающее юность и нежные черты лица.
– Ох, милый, – прошептала Дот, – как долго я тебя ждала. Весь день.
– Мне надо тебе кое-что сказать.
Девушка усадила его рядом на качалку, не замечая угрюмого тона.
– Скажи.
– На следующей неделе мы уезжаем.
Руки, готовые обнять Энтони за плечи, застыли в воздухе, подбородок вздернулся, и когда Дот заговорила, в ее голосе уже не слышалось прежней мягкости:
– Уезжаете во Францию!
– Нет, нам повезло чуть меньше. Отбываем в какой-то чертов
Девушка закрыла глаза, и Энтони увидел, как дрожат ее веки.
– Милая малышка Дот, жизнь дьявольски тяжелая штука.
Дороти рыдала у него на плече.
– Так чертовски тяжела, так тяжела, – бездумно повторял он. – Все бьет да колотит, пока боль от ударов не становится такой сильной, что хуже уже и не бывает. И вот это самое последнее и гадкое, что она с нами делает.
Обезумев от горя, Дороти прижала его к груди.
– Господи! – шептала она потерянно. – Ты не можешь от меня уехать. Я умру.
Энтони начинал понимать, что его отъезд не удастся представить как безликий удар судьбы. Он стал девушке слишком близок и теперь не находил ничего лучшего, как повторять:
– Бедная малышка Дот, бедная малышка.
– И что будет потом? – устало выдохнула она.
– Ты о чем?
– В тебе вся моя жизнь, понятно? Если скажешь, я умру здесь, на месте, возьму нож и убью себя. Ты не можешь меня бросить.
Тон, которым говорила Дороти, напугал Энтони.
– В жизни всякое случается, – промямлил он бесцветным голосом.
– Тогда я поеду с тобой. – По щекам Дороти катились слезы, губы горестно вздрагивали, в глазах застыл страх.
– Милая, – расчувствовавшись, бормотал Энтони, – милая девочка. Неужели ты не видишь, что мы просто на время откладываем неизбежное? Через несколько месяцев нас отправят во Францию…
Девушка отстранилась от Энтони и, сжав кулачки, подняла лицо к небу.
– Мне хочется умереть, – четко произнесла она, и каждое слово, тщательно взвешенное, шло из самого сердца.
– Дот, – лепетал Энтони, испытывая неловкость, – все забудется. Утрата приобретает особую сладость. Уж я-то знаю, потому что однажды страстно желал и получил желаемое. То единственное, что мне было нужно, Дот. И вот когда я получил свое сокровище, оно обратилось в прах прямо у меня в руках.
– Понятно.
Окунувшись в свои мысли, Энтони продолжал:
– Я часто думаю, что если бы не получил тогда желаемого, вся жизнь могла бы пойти по-другому. Возможно, у меня появились бы идеи, которые я бы затем обнародовал, и получил бы радость от работы, потешил свое тщеславие успехом. Полагаю, в определенный момент я мог добиться чего угодно, в разумных пределах, но мне страстно хотелось лишь одного. Боже мой! И я извлек урок, что в жизни вообще ничего нельзя иметь. Ничего! Потому что желание просто нас дурачит, играет злую шутку. Как солнечный луч, скользящий по комнате. Вот он задерживается на самом никчемном предмете и золотит своим светом, а мы, несчастные безумцы, стремимся схватить вожделенный дар… но когда это удается, солнечный лучик перебрасывается на что-нибудь другое, а в руках остается дешевая безделушка, только блеск, что так манил, уже пропал… – Энтони, смутившись, оборвал свою речь.
Девушка встала с качалки,
– Дот…
– Уходи, – холодно откликнулась она.
– Что такое? Почему?
– Мне не нужны слова. Если для меня нет ничего другого, лучше уйди.
– Но почему, Дот…
– То, что для меня означает смерть, для тебя – поток пустых слов. Ты так красиво их связываешь между собой.
– Прости, но я говорил о тебе, Дот.
– Уходи отсюда.
Он подошел ближе, протянул руки, чтобы обнять, но девушка остановила его.
– Не хочешь взять меня с собой, – произнесла она ровным голосом. – Может, встретишься с той… той девушкой. – Она не могла себя заставить произнести слово «жена». – Откуда мне знать? Что ж, ты больше не мой парень, а раз так – уходи.
На краткое мгновение, пока Энтони прислушивался к предостерегающему голосу разума и боролся с чувствами, настало подходящее время сделать решительный шаг, руководствуясь здравым смыслом. Но он медлил. А потом накатила волна усталости. Слишком поздно… все слишком поздно. Долгие годы он жил в придуманном мире, основывая решения на чувствах, изменчивых, как вода. А эта девочка в белом платьице одержала победу и сейчас, на фоне строгой гармоничности своих желаний, выглядит едва ли не красавицей. Казалось, пламя, пылающее во мраке израненного сердца, окружает ее сияющим ореолом. Глубоко запрятанная, не подававшая признаков жизни гордость сделала Дот бесконечно далекой и помогла добиться поставленной цели.
– Дот, я не то хотел сказать… Не думай, что я такой бессердечный.
– Какая разница?..
Энтони обдало жаром, отозвавшись резкой болью внутри. Он стоял перед Дот, обессиленный и беспомощный.
– Поедем со мной, Дот… моя верная малышка Дот. Едем, разве я могу тебя оставить?..
Дот с рыданием бросилась Энтони на шею и повисла всей тяжестью, а в это время луна в своем неутомимом старании загримировать дурной цвет лица бренного мира щедро поливала запретным медом сонную улицу.
Катастрофа
Начало сентября в лагере Кэмп-Бун, штат Миссисипи. Кишащая насекомыми тьма ударяется о москитную сетку, под защитой которой Энтони делает очередную попытку написать письмо. Из соседней палатки доносятся обрывочные фразы игроков в покер, а снаружи кто-то бродит по дорожке, мурлыча под нос бессмысленную песенку о Кэти.
Сделав над собой усилие, Энтони оперся на локти и, не выпуская из рук карандаш, устремил взгляд на чистый лист бумаги. Затем без всякого вступления написал: «Не возьму в толк, что происходит, Глория. Две недели от тебя ни строчки, и вполне естественно, что я беспокоюсь…»
Сердито хмыкнув, он отшвырнул листок и начал заново: «Не знаю, что и подумать, Глория. Твое последнее письмо, короткое, равнодушное, где нет ни слова о любви или хотя бы внятного рассказа, чем ты сейчас занимаешься, пришло две недели назад. И мое недоумение вполне естественно. Если в твоем сердце теплится хоть искра прежней любви, по крайней мере избавь меня от лишних волнений…».
Он снова скомкал листок и в сердцах выбросил в прореху на палатке, тут же сообразив, что утром придется его подобрать.