Прекрасные и обреченные. Трилогия
Шрифт:
– О Господи! – Тут Мюриэл отважно поменяла курс: – А почему тебе не устроиться на работу, лодырь!
– Куда? – спросил в лоб Энтони.
– Да куда угодно. Ты ведь еще молод.
– Если это комплимент, весьма признателен, – сухо откликнулся он и неожиданно скучающим голосом добавил: – Неужели тебя и правда беспокоит мое нежелание работать?
– Меня – нисколько, а вот многих людей, которые утверждают, что…
– Господи! – горестно воскликнул Энтони. – Похоже, за три года не слышал в свой адрес ничего, кроме диких выдумок и глупых наставлений, якобы преследующих благую цель. Надоело!
– Разве можно говорить такие ужасные вещи? – возмутилась Мюриэл. – Тебя послушать, так получается, вы с Глорией принадлежите к низшему классу.
– А к чему притворяться, что мы к нему не имеем отношения? Ненавижу людей, строящих из себя утонченных аристократов, когда они не способны создать даже видимость и соблюсти внешние приличия.
– По-твоему, чтобы считаться аристократом, надо непременно иметь деньги?
Ну, Мюриэл… перетрусившая демократка!
– Разумеется. Аристократизм – это лишь признание факта, что определенные черты, которые свидетельствуют о благородстве, к примеру, мужество, честь, красота и тому подобное, развиваются наилучшим образом в благоприятных условиях, где их не уродуют невежество и нужда.
Мюриэл, закусив нижнюю губу, качала из стороны в сторону головой.
– А я скажу, что если ты из хорошей семьи, то на всю жизнь останешься славным человеком. В этом-то и заключается ваша с Глорией беда. Решили, если сейчас дела не слишком хороши, старые друзья стараются избежать общения с вами. Вы чересчур обидчивые…
– На самом деле, – перебил Энтони, – ты ведь ничего не знаешь. Для меня это вопрос гордости, а Глория в кои-то веки проявила достаточно благоразумия, согласившись не появляться там, где нас не хотят видеть. А люди не желают с нами общаться. Мы прямо-таки идеальный образец, недостойный подражания.
– Чепуха! И не пытайся омрачить пессимизмом солнечную террасу. Думаю, следует выбросить из головы все нездоровые мысли и пойти работать.
– Вот я весь перед тобой, мне тридцать два года. Предположим, я найду место в какой-нибудь идиотской конторе и, возможно, через два года стану получать пятьдесят долларов в неделю. Если повезет и я вообще сумею найти работу. Ведь кругом полно безработных. Ладно, допустим, мне дадут пятьдесят долларов в неделю. Неужели думаешь, это сделает меня счастливее? Действительно веришь, что я смогу выдержать такую жизнь, если не получу дедовское наследство?
Мюриэл любезно улыбнулась.
– Ну, – заметила она, – возможно, это и умно, только полностью лишено здравого смысла.
Вскоре появилась Глория, и вместе с ней в комнату словно
– Мы вот с твоим мужем занимаемся обсуждением философских вопросов, – сообщила неугомонная мисс Кейн.
– Затронули ряд фундаментальных понятий, – пояснил Энтони со слабой улыбкой, от которой чуть дрогнули щеки, казавшиеся еще бледнее под двухдневной щетиной.
Не замечая его иронии, Мюриэл изложила предмет спора, после чего Глория с невозмутимым видом ответила:
– Энтони прав. Никакого удовольствия выходить в люди, если все время ловишь на себе определенного рода взгляды.
– А по-моему, – вмешался в их разговор Энтони, не в силах скрыть нахлынувшую горечью, – уж если Мори Ноубл, что считался моим лучшим другом, не желает с нами встречаться, самое время перестать докучать людям. – В его глазах застыли слезы обиды.
– Ну, что касается Мори Ноубла, сам виноват, – холодно заметила Глория.
– Неправда.
– Чистая правда.
Мюриэл поспешила вмешаться:
– На днях я встретила девушку, которая знакома с Мори Ноублом. Так вот она говорит, что Мори бросил пить. И вообще стал ужасно скрытным.
– Не может быть!
– Вообще не пьет и зарабатывает уйму денег. Он сильно изменился после войны. Собирается жениться на девушке из Филадельфии, Сэси Ларрэби, миллионерше… Во всяком случае, такие ходят слухи.
– Ему тридцать три года, – размышлял вслух Энтони. – Трудно представить, что он женится. Я всегда считал его человеком выдающимся.
– Был таким когда-то, – буркнула Глория, – в некотором роде.
– Но люди выдающиеся не посвящают себя бизнесу. Или посвящают? И что становится с теми, кого хорошо знал и с кем имел много общего?
– Вы отдаляетесь и становитесь чужими, – предположила Мюриэл с мечтательным видом.
– Люди меняются, – заключила Глория. – И все те качества, которые они не используют в повседневной жизни, покрываются паутиной.
– Во время последней встречи Мори заявил о намерении трудиться и забыть, что работать вообще ни ради чего не стоит, – припомнил Энтони.
Мюриэл тут же ухватилась за его слова.
– Вот и тебе нужно последовать его примеру! – воскликнула она с ликующим видом. – Разумеется, я не верю, что кто-нибудь станет работать бесплатно. Но по крайней мере хоть будет чем заняться. А как вы вообще проводите время? Вас не видно в «Монмартре», да и вообще нигде. Неужели экономите?
Глория презрительно хмыкнула, поглядывая на мужа.
– Ну, – обиделся Энтони, – и над чем смеешься?
– Сам знаешь над чем, – невозмутимо ответила она.
– Над тем ящиком виски?
– Именно. – Она обратилась к Мюриэл: – Вчера мой муж выложил семьдесят пять долларов за ящик виски.
– И что из этого следует? Гораздо дешевле, чем покупать бутылками. И не надо делать вид, что ты не станешь его пить.
– По крайней мере я не пью в дневное время.
– Действительно, какое тонкое различие! – в бессильном гневе выкрикнул Энтони, вскакивая на ноги. – И вообще будь я проклят, если позволю всякий раз тыкать мне в нос этим несчастным виски и изводить попреками!