Прекрасные похороны
Шрифт:
— Можем мы увидеть его? — Спросил Эбби.
— Да, — ответила медсестра, указывая на нее. — Как только вы немного отдохнете.
— Мы пытались, — сказал я.
— Без проблем. Напишу записку «не беспокоить».
— Только если, — начала Эбби.
— Только если что-нибудь не случится. Есть, мэм. — Медсестра закрыла за собой дверь, и я вновь расположился в кресле.
Эбби погасила лампочку возле нее, и источником света в палате остался лишь восход солнца, проглядывающий через жалюзи. Птицы снаружи чирикали, а я задумался, смогу ли когда-нибудь снова поспать.
— Я люблю тебя, — прошептала Эбби, лежа в постели.
Мне захотелось забраться к ней на кровать, но я побоялся задеть капельницу.
— Я люблю тебя больше, Голубка.
Она вздохнула и поерзала на кровати.
Я закрыл глаза, слушая ее дыхание, звук капельницы и надоедливое пение птиц снаружи. Каким-то образом я выпал из реальности, и мне снилось, как я первый раз лежал рядом с Эбби в своей студенческой квартире и думал, как же мне, черт возьми, ее удержать.
ГЛАВА 17
Шепли
Америка держала меня за руку, ведя в палату Эбби. Пахло дезинфицирующим средством и цветами, и именно поэтому я был рад, что последних двух наших мальчиков Америка рожала дома. Больницы заставляли меня нервничать, наверное, потому, что в основном они были связаны для меня с плохими воспоминаниями. Я был в больнице Мерси, когда навещал с родителями Диану, когда сломал руку, когда Трентон попал в аварию с Макензи и потом опять с Камиллой. Единственными хорошими воспоминаниями о больнице Мерси для меня было появление на свет Эзры и близнецов Трэвиса и Эбби.
— Привет, — сказала Эбби с улыбкой, обнимая Америку, когда та к ней наклонилась.
— Выглядишь отлично! — Сказала Америка, повторяя фразу, которую хочет услышать любая мама после родов.
Эбби просияла:
— Они скоро отвезут меня к нему.
— Хорошо, — сказала Америка, садясь рядом с ней. Она взяла в руку ладонь лучшей подруги. — Это хорошо.
В комнате чувствовалось напряжение. Мы четверо были близки с тех пор, как Эбби впервые приехала в нашу с Трэвисом квартиру, и они ничего от нас раньше не скрывали. По крайней мере, я так думал. Мы с Америкой несколько раз обсуждали, как так вышло, что ФБР будто забыли об участии Трэвиса в пожаре и перестали задавать вопросы. И еще был тот странный момент на утро после свадьбы Трэвиса и Эбби в Сент-Томасе, когда он настолько расстроился, что даже не мог говорить. Так вот что это было. Тогда все и случилось. Тогда Томас поставил ему ультиматум.
Америка притихла. Та Америка, в которую я влюбился, уже устроила бы Эбби настоящую взбучку за то, что та от нее что-то скрывала, но моя жена и мать троих детей была мудрее и не поддавалась гневу. Она больше слушала и меньше действовала. Их дружба основывалась на абсолютном доверии. Как бы еще они могли любить друг друга несмотря ни на что? Но теперь настал момент, когда мы должны были на первое место ставить наших супругов. Брак делал дружбу — даже такую старую — сложнее.
— Мерик, — начала Эбби. — Я хотела тебе рассказать.
— Рассказать мне? о чем? — Сказала Америка. Теперь, когда разговор начался, она не собиралась легко сдаваться.
— О Трэвисе. Я сама узнала всего несколько лет назад.
— И когда ты перестала мне доверять? — Спросила Америка, стараясь не показать, как ее это задело.
— Дело не в этом. Мерик, он не изменял мне или связался с наркотиками. Он работал под прикрытием в ФБР. Он внедрился в мафию, сначала участвуя в боях, а потом собирая деньги со стриптиз клубов Вегаса и угрожая должникам. Мы не могли говорить об этом по телефону или в смсках. Мы не могли сплетничать об этом, сидя у бассейна и наблюдая за игрой детей. За Трэвисом следили. Как я могла тебе рассказать?
— Ты не должна была переносить все это в одиночку.
— Я была не одна, — ответила Эбби, посмотрев на Трэвиса с легкой улыбкой.
— То утро в Сент-Томасе? — Спросил я. — Тогда ты начал?
— У меня не было выбора, — сказал Трэвис.
Я потер затылок, обдумывая все это. Как же Трэвис все эти годы хранил это в тайне? Когда он уезжал, работая тренером, и когда устроился к Томасу — все это время он был в ФБР. Это объясняло, как они смогли купить дом на зарплату личного тренера, но я все еще не мог поверить, что они скрывали это от нас.
— Так почему Томас? — Спросил я. — Почему он скрывал это?
Трэвис пожал плечами.
— Мама. Она взяла с папы обещание, что он бросит работу в полиции и не даст нам пойти по его стопам. Но Томас был рожден для этой работы. — Он говорил о Томасе с таким благоговением, что невозможно было ему не поверить, хотя я все еще не понимал, зачем было лгать.
— Джим бы понял, Трэв. Дело наверняка в другом.
Трэвис опять пожал плечами.
— Это единственная причина, которую он мне называл. Что он не хотел разочаровывать папу. Не хотел, чтобы папа сказал ему не продолжать карьеру, которой он так страстно увлечен.
Америка прищурилась, пока Трэвис говорил. Она заметила то, что не заметил я.
— Так Томас знал, что тебя должны были арестовать, и договорился с кем-то в бюро, чтобы тебе предложили работу из-за твоей связи с Миком и Бенни? Почему не Эбби?
Эбби усмехнулась.
— Трэвис мог дать Бенни то, что он хотел. И, кроме того, Трэвис бы никогда не согласился на это.
Америка кивнула, хотя все еще не была удовлетворена. Что-то не складывалось — они все еще что-то скрывали.
— Так Томас... — Америка замолчала. Она часто так делала с мальчиками, надеясь, что они заполнят пробелы.
Трэвис откашлялся.
— Был ранен, да.
— А эти порезы на твоей голове? — Спросил я.
Он переглянулся со своей женой.
— Я был следующим, да. Поэтому агенты приехали к папе. Поэтому мы все здесь. Поэтому мы должны оставаться вместе.
— Ты считаешь, что они примутся за остальную семью после того, как пришли за тобой и за Томасом? — Спросила Америка.
— Не за Трэвисом, — сказала Эбби. — Он был в моей машине. Они пришли за мной и детьми.
Америка прикрыла рот рукой.