Прекрасные времена

Кормашов Александр

Мы с Лёшей переглянулись: «Ну, если баба Тамара!»

Давно уже было лето. Для нас с Лёшей это был период, когда мы оказались наиболее близки. Я вольно-невольно следил за той семейной Гражданской войной, в состоянии которой он перманентно находился, но, разумеется, не мог встать ни на одну сторону. Да и сказать им «чума на оба ваши дома» я тоже не мог. Они постоянно расходились (для мира) и сходились (для боя). Рыбка время от времени словно бы сходила с ума. Её «обуевало». Лёша очень любил использовать это слово. Оно вроде ничего не выражало, но говорило о многом.

Если бы спросили меня, я бы предложил положить Ритку в сумасшедший дом.

Все приступы её дикой ревности казались мне просто отговоркой. Проблема лежала глубже. И Рыбка словно читала мои самые мрачные мысли. Во всяком случае, я имел на неё некоторые влияние. Когда мне приходилось быть рядом, она заметно успокаивалась, сидела в уголке тихо и лишь смотрела поверх моей головы. Заметив это, Лёша начал настаивать, чтобы я оставил свои собственные попытки стать единолично богатым, а пошёл к нему охранником и телохранителем. В конце концов, я согласился. Тем более, он как раз купил новую машину с интересной автоматической коробкой, которая путала заднюю и переднюю скорости (сам-то он ездить умел). Эта машина и меня слушалась не с первого раза, но в тот день, когда она соглашалась ехать вперёд, я приезжал на работу к Лёше, где сразу начинал его охранять, а иногда и давать полезные советы. Однако я тоже ничего не понимал в его бизнесе, и, чтобы хоть как-то разобраться, мы оба поступили в Институт управления, на заочное отделение, где должны были изучать мировую и российскую экономику и наше священное право на частную собственность.

Постепенно я стал Лёшиным партнером. Какое-то время дела у нас шли неплохо. Мы чувствовали себя торговой честью и совестью нации, молодыми отцами зарождающего капиталистического россиянства и уже потихоньку примеривались к искусству, политике, загранице, хорошей кухне. Мы слетали в Египет – поныряли с аквалангами в Красном море, потом отправились на Алтай, посплавлялись на плотах-рафтах по реке Бие и, наконец, поохотились в Вологодских лесах на медведей (ожидалось, что будем летом стрелять «на овсах», но получилось лишь осенью и по уткам), и для этого мы купили по ружью. Я купил такое красивое, что его каждый выстрел, отдавая в плечо, оставлял мне кровоподтёки на сердце.

Наконец мы решили обзавестись самолётом. Нам хотелось поставить его на поплавки и летать рыбачить в Карелию. Подходящий «Ан-2» мы нашли без труда и уже оплатили на полгода вперёд его стоянку на аэродроме лесной охраны, как вдруг всё наше благополучие рухнуло в пару дней. Сначала на нас наехала банда голодных майоров из МВД, затем ей наперерез бросился отряд таких же голодных полковников из Минобороны. Последние были сплошь отставники, но оружие у них оказалось погромче. А вот бывшие кагэбэшники действовали тише, однако и они тоже постреляли. Под перекрёстным огнём мы пролежали несколько дней, а когда вылезли, то обнаружили себя не обременёнными ни каким-либо капиталом и ни какими-либо оборотными средствами.

Может быть, именно тогда Лёша окончательно не пожелал Москве добра. Как человек, когда-то мечтавший стать в Ленинграде подводником, имевший какую-никакую, но жену-ленинградку, он не желал попадать ни на гоп-стоп в подворотне, ни на контрольный выстрел в голову на автостоянке, и не хотел вскрывать себе вены на крыльце какого-нибудь лопнувшего «Бацбизнесбанка». Думаю, именно тогда он и решил, о чём напишет роман.

– Я снесу эту чёртову Москву! – кричал он в пьяных слезах и тыкал в меня обкусанной зубочисткой.

Сложно сейчас воспроизвести весь ход его мыслей, но в чём-то человека можно было понять.

В те дни за наши две жизни никто не давал и гнутого американского гроша, и только вмешательство крупного Лёшиного родственника, теперь государственного деятеля, депутата и владельца сразу двух партий, помогло нам купить один на двоих виртуальный бронежилет. Но родственник был тоже не прост. Он водил нас на приёмы в Кремль и показывал одутловатого Ельцина, он знакомил нас со своими друзьями-министрами и эстрадными певицами, а за нашей спиной клялся Лёшиной маме, что её сын больше не преступит ни одной статьи Уголовного кодекса! Как бизнесменам нам был конец.

Мы остались одни. У меня не осталось ничего, а у Лёши только прожиточный минимум: один джип типа «чемодан», одна чья-то взятая за долги квартира в Очаково да ещё пара сотен гектаров фермерской земли, координаты которой ещё предстояло выяснить. Земля нам сразу показалась мифической, ибо это были какие-то совершенные остатки одной безумной приватизации, в которой Лёша когда-то через кого-то участвовал, впрочем, эти остатки были всё же то единственное, с чего мы могли бы опять попробовать подняться. Сдав очаковскую квартиру двум знакомым фотомоделям из Пензы, мы прыгнули в джип и поехали искать судьбоносную для нас землю. Ту, на которой в поте лица своего и так далее.

Мы находились как раз в процессе поисков, когда нас догнала весть о Викиной свадьбе. Так мы оказались на окраине деревни Задумино, на бывшем коровьем выгоне, превращённом в автостоянку, во владениях бабы Тамары.

Если честно, то баба Тамара никакая не баба. Навстречу нам вышла женщина царственного вида, и то не имело никакой разницы, что она была в дождевике, в резиновых сапогах и под зонтиком с двумя сломанными спицами. Степенная, благородная, ростом совершенно величественная, она и по уровню государственного мышления была никак не ниже Екатерины Великой. Это мы поняли сразу же, едва она рассказала, что дважды была депутатом Верховного Совета СССР (двух последних созывов), где сначала заседала в комитете по международным делам (знала польский язык), затем по сельскому хозяйству (будучи знатной дояркой) и что красный флаг над избой указывает не на Сельсовет (председателем которого она была тоже), а символизирует тот государственный стяг, который пьяница-Ельцин спустил над Кремлём в девяносто первом году.

Познания бабы Тамары в современной геополитике поражали. За те несколько минут, которые мы с ней общались, нам стали известны планы Америки по атомизации балканских суверенитетов и точный маршрут увода каспийской нефти из-под носа России через Малую Азию в Эгейское море. О планах приватизации российской экономики она тоже знала досконально. Оживившись, мы не преминули спросить, а не слышала ли она что-нибудь о приватизации некой деревни под названием Комплекс?

– Деревни ли? – задумалась баба Тамара.

– По слухам. У нас не все документы, но да… по названию больше похоже на посёлок. Там строили животноводческий комплекс, хотя, кажется, успели сдать в эксплуатацию только поля аэрации…

– Что за поля?

– Очистные сооружения.

На тот момент это было практически всё, что мы знали о фермерской земле Лёши.

– Выясню, – поджав губы, ответила баба Тамара и твёрдым шагом направилась к себе в избу, словно там у неё давно и без дела пылился правительственный телетайп.

Сын бабы Тамары, Иван Бахытбекович, тракторист, чрезвычайно обрадовался, узнав, что мы приехали играть свадьбу. Он словно предчувствовал.