Прекрасный хаос
Шрифт:
Саранча ожесточенно уничтожала жалкие остатки растительности, солнце палило нещадно, а люди потеряли рассудок. Но именно жара вызывала наибольшие мучения. Играл ли кто-нибудь в баскетбол, направлялся ли на свидание или лежал на койке в больнице: никто не мог выкинуть ее из головы. Она заполняла наше существование с самого пробуждения до отхода ко сну, напоминая нам о том, что все изменилось. Хорошего уже не предвидится. Будет только хуже.
Лишним доказательством являлась наша собственная кухня. Раньше Эмма имела связь с нашей старой плитой практически на клеточном уровне. Если, к примеру, она что-то задумывала, то плита незамедлительно
Подсказка номер один: резиновая курица. Она оказалась весьма полезной подсказкой для определения состояния ума и временных рамок, почти как степень трупного окоченения жертвы для полицейского. Как ни крути, а Эмма славилась на три округа своей курицей с клецками! Если она умудрялась приготовить резиновую птицу, это означало следующее: а) она встревожена, б) занята. Ведь Эмма не просто забыла вынуть сковороду из духовки, но у нее еще и не было времени сразу же заняться ею. В итоге курица слишком долго томилась, а потом валялась без толку на охладительной решетке. Она страдала без Эммы, как и все мы. Мне необходимо узнать, где она пропадает и что ее гложет.
Подсказка номер два: полное отсутствие пирогов. Эмма перестала печь, она отказалась даже от своих знаменитых лимонных меренг. И я сразу сделал новые неутешительные выводы: а) она не разговаривает с великими предками, б) и, конечно, не общается с дядюшкой Эбнером. Я не заглядывал в бар, но отсутствие там бутылки «Джек Дэниелс» наверняка бы подтвердило мою гипотезу насчет дядюшки Эбнера. Неужели бокор так повлиял на Эмму?
И, наконец, подсказка номер три. Чай был неимоверно переслащен, поэтому: а) Сестрам удавалось прошмыгнуть на кухню и подсыпать в кувшин сахара (кстати, и соли в подливку), б) Эмма постоянно забывала, сколько ложек она положила в чай, или я свихнулся.
Вероятно, все три мои гипотезы одинаково верны, но Эмма что-то задумала, и я намеревался узнать, что именно. Даже если мне придется лично задать вопрос бокору.
И еще песня привязалась! С каждым днем она звучала у меня в голове все чаще, как будто она попала в хит-парад, и все радиостанции принялись наперебой крутить ее сутки напролет.
Восемнадцать лун повергнут в страх Смертных. Те кричат, обращаясь в прах, Тот, кто тьмой сокрыт, жизнь не узнал — Королева демонов правит бал.Королева демонов? Хватит! После того как песня, в которой говорилось о вексах, сбылась почти дословно, я не хотел даже размышлять о королеве демонов. Надеюсь, мама перепутала ее с какой-нибудь местной красоткой.
Но в глубине душе я знал, что песни никогда не врут.
В общем, я старался не думать о потусторонних угрозах, но меня преследовали страхи. Кроме того, постоянные кошмары донимали меня с новой силой. Здесь и объяснять нечего: ведь ночью меня можно было застать врасплох, да и не только меня.
Даже под защитой надежных стен Равенвуда Лена тоже подвергалась опасности. Ее мать продолжала посылать ей черные метки. Перед глазами вспыхнуло оранжевое пламя, и я понял, что Лена прикоснулась к предмету из
…Яркие языки вырывались из газовой комфорки, создавая на поверхности плиты ослепительно прекрасный горящий круг. Сэрафина смотрела на него как завороженная, напрочь забыв о стоящем на столе чайнике. Тут не до ужина!.. Огонь поглощал все ее существо. В нем была заключена энергия — сила, которой подвластны законы мироздания. Он уничтожит километры леса в считаные минуты, и ничто его не остановит.
Сэрафина изучала эту стихию уже несколько месяцев: в теории — по научно-популярным передачам, и на практике — по выпускам новостей. Она вообще перестала выключать телевизор, начала использовать свои способности и учиться вызывать огонь. Ничего страшного, просто маленькие костры в лесу, как в походе. Совершенно безопасно.
Примерно тогда же Сэрафина стала слышать голоса. Наверное, именно они внушили ей желание смотреть на пламя… Однажды Сэрафина стирала белье, и вдруг у нее в голове зазвучал шепот:
«Ты влачишь никудышное, жалкое существование. Чем такая жизнь лучше смерти? Ты отказываешься от величайшего дара, доступного чародеям, — от силы убивать и разрушать, используя в качестве оружия воздух, которым мы дышим. Темный огонь ждет тебя. Он даст тебе свободу».
Сэрафина уронила корзину с бельем. Голос принадлежал кому-то чужому и пугал ее.
«Величайший талант, доступный чародеям».
Дар фурии катаклизмов. Его получают природные феи, когда превращаются в темных. А Сэрафина уже изменилась. Отражение золотистых глаз в зеркале служило ей постоянным напоминанием, хотя она избегала зеркал.
Она предпочитала не снимать темные очки, хотя Джон заверял ее, что ему все равно, какого цвета у нее глаза.
— Может, от них в этой дыре будет светлее, — заявил он, оглядываясь по сторонам в их крошечной квартирке.
Верно. Здесь был минимум удобств: разбитая плитка и осыпающаяся краска, неработающее отопление и перебои с электричеством. Сэрафина никогда не ныла, поскольку из-за нее они были вынуждены жить в таких условиях. Кто сдаст приличную квартиру двоим подросткам? Хотя они могли бы позволить себе укрытие и получше — Джон неплохо зарабатывал. Но пока они довольствовались малым. И, между прочим, у них всегда есть что сдать в ломбард: ведь Джон способен сделать так, чтобы вещи исчезали у людей прямо из карманов или с витрин магазинов. Он — эфемер, как большинство величайших фокусников и воров за всю историю человечества. Ему, светлому чародею, приходилось использовать свой дар недостойным образом, чтобы прокормить их обоих.
А голоса не утихали.
«Если ты бросишь его, то он будет показывать свои салонные трюки и производить впечатление на смертных девушек. А ты, наконец, займешься тем, для чего появилась на свет».
Она пыталась их заглушить, но их слова оставляли после себя тень, иллюзорный образ, постоянно преследовавший ее. Стоило посмотреть на огонь — как сейчас, — и голоса начинали звучать все громче. Не успела она и глазом моргнуть, как вспыхнуло кухонное полотенце. Темные края судорожно сворачивались, словно корчащееся от страха животное. Сработала сигнализация. Сэрафина схватила полотенце и принялась бить им по полу, пока огонь не потух, оставив после себя лишь одинокие струйки дыма. Она уставилась на обугленную ткань и зарыдала. Надо выкинуть его, чтобы Джон ничего не заметил. Она никогда не должна рассказывать ему о голосах. Пусть все останется тайной.