Прекрасный зверь
Шрифт:
— Обычно так работают личные повара. Ты говоришь им, что хочешь, а они это готовят.
— Может быть, у тебя так. — Я пожимаю плечами. — Но у нас дома обычно приходится выбирать из нескольких вариантов: слегка подгоревшие блюда, обугленные или совершенно несъедобные. Наш повар — механик по образованию, который не имеет ни малейшего представления о кухонных приборах.
— Ты можешь его уволить.
— Уволить? Игорь научил меня завязывать шнурки и разрешал мне с Юлей в детстве украшать его бороду атласными ленточками. Он почти как член
Рафаэль поворачивает на более широкую дорогу, между холмами слева и оливковым садом справа. Когда он переключает передачи, его пальцы слегка касаются моего колена, и по всему телу пробегает волна мурашек. Мысли мгновенно возвращаются к прошлой ночи, когда он нес меня из сада. Возможно, я была пьяна, но помню каждую деталь своих ощущений, когда он держал меня на руках. Я чувствовала дрожь в каждом волоске своего тела, от макушки до кончиков пальцев ног. Осознавала каждую точку соприкосновения наших тел. Желание быть только в его объятиях переполняло меня.
Почему я так тянусь к этому мужчине? По идее этого не должно быть. Я должна его презирать или, по крайней мере, остерегаться его игр. Может, дело в том, что он никогда не смотрел на меня свысока. Он действительно слушает, что я говорю, а не просто кивает, притворяясь, что внимателен, чтобы потом затащить меня в свою постель. Или, возможно, это потому что с ним мне не нужно притворяться кем-то другим.
Всю свою жизнь я была окружена жесткими и опасными мужчинами. Я привыкла к ним и не представляю, как смогу построить отношения с каким-то милым и непритязательным парнем. Я пыталась. Действительно пыталась. Но ни один из мужчин, с которыми встречалась, не вызывал во мне и капли того волнения, которое испытываю, просто сидя в одной машине с загадочным Рафаэлем Де Санти.
— Может, ты подберешь для него какую-нибудь другую роль? — спрашивает он.
— Что? — Я моргаю в недоумении. — О чем мы говорили?
— О твоем поваре-механике.
— А, да. Эм… К сожалению, Игорь слишком увлечен готовкой. И выпечкой, — бормочу я. — Торты на дни рождения всегда делают Игорь и моя мама. Тебе лучше не знать, чем это заканчивается.
— Почему?
— Потому что Игорь дает указания, а мама все делает.
— И что в этом плохого?
— Игорь не говорит по-английски, а моя мама знает всего десять слов по-русски.
— Какая необычная семья. — Рафаэль смотрит на меня с дразнящей ухмылкой, от которой у меня странные ощущения.
Когда он снова обращает внимание на дорогу, я украдкой гляжу на его левую руку, крепко держащую руль. Обычно мне не нравятся украшения на мужчинах — они кажутся излишними. У Рафаэля три кольца — из белого золота или, возможно, платины. Два на указательном пальце и одно на большом. На его запястье также несколько браслетов с цепочками. Они не должны были бы хорошо сочетаться с его стильным нарядом, но, как и серьга в ухе, очень ему идут.
Тыльная сторона его руки, как и лицо, изрезана глубокими шрамами. Я опускаю взгляд на его правую руку, лежащую
— А твоя семья? — спрашиваю, поднимая взгляд и смотря на пейзаж за лобовым стеклом. — Знают ли они, чем ты занимаешься?
— Нашего отца убили, когда Гвидо был совсем маленьким. А после смерти матери остались только мы с ним. Так уже двадцать пять лет.
Я хмурюсь. Мне казалось, что его брату около двадцати.
— Сколько лет Гвидо?
— Двадцать девять. Он на десять лет младше меня. Я воспитывал его с четырех лет.
— Но тебе тогда было всего четырнадцать.
— Верно.
Это невозможно. В четырнадцать он сам был еще ребенком. Я внимательно смотрю на Рафаэля, размышляя, не шутит ли он. Но, похоже, это не так.
— Как? — выдыхаю я.
— Решительность и упорство, помноженные на упрямство, помогают многого добиться. Я пообещал Гвидо, что не позволю нас разлучить. — Он смотрит на меня. — И я всегда сдерживаю свои обещания. — Его голос становится более жестким. — Ты должна помнить об этом. Если вдруг тебе придет в голову мысль сбежать — пожалуйста, не делай этого.
Я приподнимаю брови.
— Что?
— Да. — Он поворачивается ко мне лицом. — Потому что я убью твою семью, если ты это сделаешь.
Я отвожу взгляд от его проницательного взгляда и снова гляжу на пейзаж за окном. Мне безразлично, откуда у него эти шрамы. Меня не волнует ничего, связанное с Рафаэлем Де Санти. Как и сказал Гвидо, я выполню свою работу, а потом вернусь домой.
И больше никогда не увижу этого безжалостного человека.
* * *
Я принимаю протянутую руку Рафаэля и выхожу из джипа (сиденье довольно высокое, иначе я бы не решилась на это). В нескольких футах от меня мужчина в костюме открывает дверь в бутик. Все здание выполнено в стиле барокко, с изысканными цветочными узорами и гладкой лепниной, обрамляющей дверной проем и окна на верхних этажах. На первом этаже много грубого камня, и пространство разделено на секции, отделенные толстыми колоннами из белого камня. Прямо над входом висит неприметная табличка с тем же золотым логотипом, что и на пакетах с покупками, которые Рафаэль оставил у моей комнаты.
— Это не похоже на место, где продают джинсы и толстовки, — замечаю я.
— Уверен, мы найдем что-то подходящее, — отвечает Рафаэль, положив руку мне на поясницу и приглашая вперед.
— Сеньор Де Санти! — к нам стремительно подходит мужчина лет шестидесяти в костюме и темных очках в металлической оправе, как только мы входим. — Benvenuti! (Пер. с ит.: Добро пожаловать!)
— На английском, — произносит Рафаэль рядом со мной, затем указывает на парочку у витрины с сумками в задней части магазина. — Выгоните их.