Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 4
Шрифт:
Передо мной стояло какое-то огромное волосатое чудище. Даже ощутил это руками, когда во время прыжка не удержал равновесие и руками коснулся упругого тела, покрытого густой шерстью или волосами.
Рост у него такой огромный, что моя голова едва доставала ему до пояса.
От страха в тот момент не мог разобрать, кто был передо мной. Одно мгновение прошло от увиденного мной чудища.
Через несколько секунд мчался с дикими воплями вниз по тропинке, не чувствуя под собой ног. Даже совсем забыл о своей раненой подошве правой ноги и о своём очень плохом состоянии, которое не давало мне уснуть.
Бежал так быстро, как никто никогда не бегал. Неизвестно, сколько пробежал вниз горы, поглощённый истерическим страхом, но не успел опомниться от страха, как откуда-то из леса выскочила огромная кавказская овчарка и громко лая побежала следом за мной.
У меня словно появилось второе дыхание от добавочного страха. Быстрее пустился бежать вниз горы. Собака вплотную следовала за мной и пыталась укусить меня за пятку.
Даже чувствовал, как собака тычется в мои пятки мокрыми губами и носом. У меня ещё больше прибавилась скорость. Следом за собакой из леса выскочил на лошади чабан.
Чабан что-то громко кричал мне и собаке, но не мог никак понять, так как не знал этого языка и продолжал бежать, прямо как затравленный зверь. Так бежал долго и не мог остановиться, а сердце моё вот-вот готово было выскочить из груди от бега и от страха.
Ни знаю, чем бы всё закончилось бы, но зацепился ногой об какую-то палочку и со всего бега рухнул на твёрдую землю. Да так сильно, что в кровь разбил своё лицо, тело, руки и ноги.
От самой головы до ног на мне не было целого места. Всё тело было ободрано до крови от скольжения по горной тропинке, когда со всего маха рухнул на тропу и по инерции пролетел ещё по камням.
Переломов у меня вовсе нигде не было. Как только свалился на землю, собака остановилась возле меня и стала гавкать, но не кусала. Подъехал на лошади чабан и отогнал от меня собаку.
Но, уже через мгновение, потерял сознание, только чувствовал, как ноет от боли моё тело и меня куда-то несут большие мужские руки, которые мозолями впились в мои раны.
Боль в ободранных ранах была такая ужасная, что стал стонать в бессознательном состоянии. Очнулся в кошарах, к вечеру нового дня. Моё тело сплошь было перебинтовано какими-то разными тряпками.
Видимо, что в ауле не было бинтов. Ссадины и ушибы тоже ныли. Была такая боль, от которой хотелось выть волком. На своём лице всюду чувствовал ободранные места и синяки.
Болела голова и сильно тошнило. Очевидно, опять сотрясение головы. Такое состояние у меня было во время сотрясения головы после удара мотоциклом. Теперь всё повторилось. Вновь моя спина была холодной и не чувствовал своего тела в обычном состоянии.
Возможно, что меня парализовало? Так как руки и ноги лежали рядом, как плети, а спина была, словно доска.
Вокруг меня сидели мальчишки и девчонки аула. Смотрели на меня глазами полными слез и ничего не говорили. Когда увидели, что открыл глаза, то позвали старика Акмала.
– Саша, почему так сильно бежал? Собаки не кусают. – спросил меня старик. – Где твой отец?
Мне было больно даже моргать, ни то, чтобы говорить. Боялся, что мои заживающие раны на лице порвутся при разговоре, так как чувствовал, как они натянули моё лицо. Поэтому промолчал.
Но мои солёные слезы сами по себе стали стекать по моему лицу, обжигая солью не затянувшиеся раны. Отчего мне было, больно и неприятно, но не мог пошевелиться и терпел эти издевательства от слез на самом себе.
Всё существо моей жизни было напряжено, как сильно натянутая струна, готовая в любое мгновение лопнуть, чтобы не иметь связи с музыкой жизни.
Кожа на моём теле, подобно папиросной бумаги, могла от лёгкого движения в любой момент порваться, просочиться моей собственной кровью.
В таком положении лежать было ужасно неприятно. Но и поменять позу также не мог. Всё моё тело было парализовано от боли. Лишь на второй день, когда мой организм стал истощать, меня начали кормить из самодельной деревянной ложки, каким-то суповым бульоном, вкус которого не мог никак определить.
Но моё сознание подсказывало мне, что если хочу жить, то должен кушать всё, что мне дают эти люди. Можно сказать, что через силу, стал осторожно употреблять пищу и почувствовал, как жизнь опять возвращается в моё тело.
Питательные соки жизни растекались по всему моему телу. До этого напряжённые от боли жилы и ткани организма стали постепенно принимать обычное состояние.
Кровь в венах и артериях забурлила, ко мне вновь стал возвращаться интерес моей жизни. Вот только отца моего до сих пор рядом нет. Что с ним случилось?
Может быть, каптар его убил? Сидел тогда, примерно, до середины ночи, но выстрелов из ружья не слышал. Отец прошел всю войну. Служил в «Дикой дивизии», в которой в основном были представители кавказских регионов и бывшие заключённые «смертники», у которых был только один выход – выжить и дойти до Берлина. Эта дивизия всегда находилась на передовой позиции советской армии. Мой отец много кратно раз рассказывал, что даже после многочисленных ранений его вновь отправляли служить в ту дивизию в передовые части. Так что у отца был богатый опят на выживание в любой ситуации, раз он выжил в такой ужасной войне с фашистами. Да и охотник он очень хороший.
Никогда из охоты не возвращался домой пустыми руками без дичи. Очевидно, что в том есть какая-то особая причина, что он не вернулся с охоты. Надо мне только дождаться его возвращения и всё будет ясно.
Можно было бы послать за ним людей из аула, но они никогда не пойдут туда, где каптар и дикие свиньи. Каптара горцы боятся, а свиней призирают. Надо ждать, когда отец вернётся из ущелья. Отец с войны вернулся живым и тут не погибнет. Ни такой он человек, чтобы погибнуть в мирное время.