Прелести
Шрифт:
— Да нет. Я, как раз, внимательно слушаю, — и отставил недоеденное блюдо в сторону. Есть больше не хотелось. Сказывался похмельный синдром. — Значит, болезнь, в принципе, не излечима?
— Ну, почему же? — Сак уселся на прежнее место. — Во-первых, у каждого человека существуют возможности не заболеть. «Настроить» себя так, чтобы, даже находясь в холерном бараке, не подхватить холеру. А можно, с другой стороны, «настроиться» по-иному. Так, чтобы холерные бараки на твоём пути вообще не попадались. Это только два пути. Есть другие. Вопрос в том, как правильно «настраиваться»? Болезнь можно не впустить. Но можно специально впустить и сделать своим союзником. Другом. Превратить, на уровне тела, во вспомогательный орган,
— Нет, спасибо, — мой чай оставался нетронутым. В голову прокралась одна назойливая мысль. С похмелья всегда мысли в голову приходят. Я попытался как-то её оформить, собрать, связать в целое… — Значит, насколько я правильно понял, тяжёлая болезнь не поддаётся лечению со стороны? В более сложную форму переходит?
— Тебя что-то беспокоит?
— Да нет. Меня интересует такая болезнь, как потеря зрения. Возможно излечить её при помощи внешнего воздействия?
— Вернуть зрение можно. Болезнь изгнать нельзя.
Я смотрел в глаза Сака. Он выдерживал взгляд. Его глаза внимательные и в то же время равнодушные. Седые волосы, но, глядя на его лицо, разве скажешь, что это лицо старика?
— И что ждёт человека, который, в результате лечения, обрёл дар видеть?
— Ты приводишь конкретный пример или спрашиваешь «вообще»?
— Ну… Скажем… Да. Всё-таки, конкретный.
— Во многом, всё зависит от самого человека. Но чего-то хорошего ждать, стоит вряд ли. Могут возникнуть тяжёлые формы онкологических заболеваний. Может быть, что-то другое. Может умереть. И смерть надо рассматривать, как избавление от более худшей участи. Ты о своём знакомом говоришь?
— Да, — я растерянно закивал головой.
Сак развёл руками:
— Возможно, твоему знакомому лучше было оставаться незрячим. Ты можешь рассказать поподробнее?
— А что ждёт человека, который провёл лечение? — «не услышал» вопроса Владимира Артуровича.
— Тот, кто лечит, наносит вред себе тоже. Может даже возникнуть ситуация, когда больной прозреет и преобразует болезнь, а врач, в свою очередь, наоборот заболеет. Если только не распознает и не преобразует её, в свою очередь, так же. Или… — Сак сделал паузу.
— Или? — повторил я машинально.
— Или не подставит третье лицо.
— То есть?
— То есть, произведёт лечение через посредника. Многие «целители» это практикуют.
Я несильно ударил по столу пальцем. Затем, через некоторое время, ещё. Затем ещё и ещё, пока отдельные удары не превратились в барабанную дробь. Гулкую и торжественную.
— Я Новый Завет читал… Христос тоже больных исцелял… Ведь, если верить Вам, этим Он только усугублял положение исцеляемых? Да и своё тоже?
— Своё положение Спаситель усугубить не мог. Он и так на себя все грехи мира взвалил. А что касается больных, то это случай особенный. Не сейчас о нём говорить.
— Но, ведь… — я замолчал и, увидев, как хозяин дома просто покачал головой, отвернулся к окну и упёрся взглядом в стоявшего под окном Артура.
Артур махал хвостом. Взмах влево, взмах вправо. Влево, вправо. Влево, вправо… Чисто выметенный двор, бесславно удравшие петухи. Влево, вправо. Влево, вправо… Что-то подобное я уже слышал от Александра, но тогда всё звучало в другом контексте. Влево, вправо. Третье лицо. Влево, вправо. Что ты здесь стоишь, овчарка? Что тебе нужно? Влево, вправо. Влево, вправо…
— Так кто же, всё-таки, из твоих знакомых, восстановил зрение? Слышишь, Андрей?
— Кто? — повернулся назад к хозяину, сделал движение губами, зачем-то оглядел печку. — Я, наверное.
— Даже так?
— Да нет. Это я образно… А что, те, кто проводят сеансы лечения, не понимают, не отдают отчёта в своих действиях? Экстрасенсы, целители, парапсихологи, всякие служители космоса и прочие?..
— Ну почему же? Многие понимают, но гораздо большее число подобных «чародеев» — нет. Первые используют свои возможности в личных целях, вторые просто глупцы. Каким раньше был я. Мне тоже доставляло удовольствие ставить людей, как тогда казалось, на ноги. Раз! И человек здоров. Забавное зрелище и, кроме того, отдаёт некоей святостью… — хозяин дома опёрся локтями о край стола. — Есть ещё третьи. Те, которых заставили лечить больных людей, предварительно научив, как это делать.
— Кто заставил?
— Это отдельная тема. Потом, когда-нибудь… — Владимир Артурович посидел минуту молча, покусывая губу. — Весь мир и всё человечество, в сущности, живой организм. И все негативные моменты — это предохранитель от разрушения его стержня. Основы жизни. Базы. Если мы лечим этот больной организм путём хирургического вмешательства или другим внешним воздействием, то неминуемо пришествие иных катаклизмов, которые в свою очередь постараются играть роль предохранителя. Скажем, цивилизация решится на тотальное искоренение преступности во вселенском масштабе. То есть физическое уничтожение всех тех, кто нарушает закон. Признает преступность болезнью. Чем это обернётся? Либо мировой войной, либо нашествием вирусных заболеваний, как-то: холера, чума, СПИД и т. д. Уберём одно, получим другое. Более худшее. Да и преступность не искореним. На место уничтоженных бандитов придут другие, более умные и изощрённые. Из числа считавшихся ранее благонадёжными и нравственно зрелыми. Вот… И в масштабах одного человека и в масштабах целого мира действуют одни и те же законы. И нужно, в первую очередь, разобраться во всём этом многообразии, а не разрушать, переделывать и лечить. Мир устроен мудро и совсем не примитивно. Ты что-то хотел спросить?
— Зрение восстановить без последствий можно?
— Нет. Что ещё?
— Ничего… — я скользнул взглядом по седине волос. — Вот только одного не пойму, Владимир Артурович, чем же вы занимаетесь теперь?
— Теперь? — он вскинул брови. — А, ну это я тебе сейчас покажу. Пойдём, — и встал из-за стола.
Артур встречал хозяина возле крыльца. Сак похлопал его по морде:
— Разомлел на солнышке, пёс блудный, разомлел… Пошли, покажем гостю наш огород? — и повернулся ко мне. — Я, кстати, твои брюки в тазу замочил и порошок насыпал. Так что, наверное, вначале иди постирай, да сушиться повесь, а после и поговорим. Вон в предбаннике тазик стоит.
Ступая по выложенному досками двору, я направился в сторону знакомого помещения, которое использовал прошедшей ночью в качестве спальни. Подойдя к двери и уже занеся ногу над пёстрой половицей, устилающей пол в предбаннике, вдруг услышал окрик Сака:
— Андрей!
Оглянулся и посмотрел вопросительно на хозяина дома:
— Что?
— Да нет. Ничего, ничего…
Я пожал плечами, сделал шаг и, внезапно ощутив под половицей пустоту, провалился в дыру и оказался лежащим на полу в помещении предбанника, с ногой увязшей по колено в замаскированной яме.