Прелести
Шрифт:
Ну что? Прощаться не будем? Скоро свидимся? Выходи Лола, девочка моя, вампирёныш новыми сказками вскормленный. Слова, слова…
Слова первые — слова последние. Фотография разорванная — фотография выдуманная. Человек на фоне снегопада. Разорвать?..
Я ещё раз вгляделся в знакомое лицо. Затем аккуратно вытянул три другие фотографии и накрыл ими портрет Измайлова. Все четыре фото вернул обратно в пакет, а пакет опустил в сумку:
— Намбо-ван.
— Что? — встрепенулся Вадик.
— А ничего. Всё ништяк… Ван, ту,
— Что?!
— Я говорю — миллион. А ты думал сколько?
Украинец снял очки и посмотрел озадаченно. На то, как я несу всякую чушь. На то, как по-идиотски хлопаю глазами. На то, как просто стою и улыбаюсь. Как просто стою и улыбаюсь. Просто стою и улыбаюсь. Стою и улыбаюсь…
Улыбаюсь я.
1993–1994 г.г. Красноярск, Париж.
Прелесть вторая
Когда плачут волки, просыпаются совы
Огонь сожрал тузов, как зиму март —
Всё те же навороты «русских горок».
Но в новом стосе больше красных карт,
И я, пожалуй, выберу шестёрок…
Глава 17
Осень на часах в ярко-красных бархатных погонах,
Осень на лице в печали мокрых паутин.
Разрисуй мне небо теплым колокольным звоном,
Я давно отвык от мелом писаных картин…
Коридоры, коридоры, коридоры… Бесконечные рукотворные лабиринты. Достойное воплощение гениальной практичности. Кто-то же их придумал. Как имя того ценителя прекрасного, спроектировавшего первые тюремные коридоры?
Скрип открываемых и закрываемых железных дверей похож на скрип тяжело-груженного состава, трогающегося с места, набирающего обороты и устремляющегося в путь. Кольцевая линия, пассажиры все в сборе, гудок… И сразу вслед за гудком начало кинофильма с меняющимися актёрами, но одним и тем же сценарием. Коридоры, коридоры…
Вертухай, точно Моисей, ведущий целый народ в нужное место. Точно Сусанин… Этот уже привёл однажды, но ему всё нипочём, улыбается приветливо, шепчет ласково: «Стоять, лицом к стене, руки за спину, продолжать движение». Зелёные погоны, зелёная форма, зелёные стены, зелёное болото. И вновь — коридоры, коридоры, коридоры…
Моисей-Сусанин останавливается и толкает дверь кабинета. Довёл…
— Здравствуйте, гражданин следователь.
— Андрей Григорьевич! Присаживайтесь, — он в дорогом костюме и с печальными глазами. Но следак не один. Чуть поодаль на стуле суровый дядька с озабоченным за судьбу государства взглядом на мудром лице.
— Так… Ну, наверное, перейдём на «ты». Как, ты не против?
— Нет, конечно, — соглашаюсь я.
— Вот и хорошо. Тогда приступим к делу, — следователь раскрыл папку с документами и перевернул первый лист.
— Прошу прощения, у меня что, новый адвокат?
— Почему новый?
— Просто гражданин, сидящий в углу, не похож на Галину Андреевну.
— С Галиной Андреевной… — он, не поднимая головы, продолжал рыться в документах, — ты встретишься несколько позже. А сейчас, я думаю, в твоих интересах отвечать коротко и ясно. Договорились?
Можно было и не договариваться — разницы особой всё равно не ощущалось. Я лишь пожал плечами.
— По делу о хищении государственного имущества, — следователь, наконец, поднял голову. — Серебров изменил показания. Теперь они у вас сходятся. Договорились, значит. Да? — он усмехнулся. — Договорились, договорились… Следственный изолятор не предполагает полную изоляцию, всё что нужно вы друг другу уже сообщили. Но, тем не менее, первоначальные показания остаются в силе, и суд это учтёт. Лично для меня в этом деле всё ясно. Будем вскоре закрывать, — мужчина откинулся на спинку стула, достал пачку «Кэмела» и закурил. — Угощайся.
— Не курю.
— Ну, в камеру возьми, друзей угостишь.
— Прямо, как в фильмах… А можно всю пачку… — и посмотрел скромно на никотинового верблюда.
Следователь улыбнулся и повернулся к другому мужику, затем опять ко мне:
— Находчивый подследственный. Ладно, бери, договорились.
— Хорошие сигареты курите… — так и подмывало уточнить: «Гражданин начальник», но я всё же не употребил этот штамп, а просто опустил пачку в карман.
— Ну, так я же закон не нарушаю, на адвокатов деньги не трачу. Могу себе позволить. Кто тебе не давал? Или в тюрьме лучше?
— В тюрьме хуже…
— Ну, ну… — он, кстати, часто нукал. — Может быть, имеются какие-нибудь жалобы или предложения?
— Предложения. Есть.
— Интересно. Ну и…
— Предлагаю послать запрос в Красноярскую краевую психиатрическую больницу на предмет получения документов о моём психическом заболевании. И ещё не мешало бы занести в дело показания о том, что я совершил преступление, находясь в состоянии психической неустойчивости.
— Ага, замечательно… И что, в Красноярске действительно имеются такие документы?
— Имеются. Ну, так как?
— А я что, против, что ли? — следователь записал что-то на листе бумаги и протянул мне. — Обследование, так обследование. Просто дольше до суда в тюрьме просидишь. Двадцать дней, как минимум.
— А я и не тороплюсь, — поставил закорючку-автограф под заявлением и протянул обратно. — Куда спешить-то? Если дадут года четыре, то какая разница, где сидеть.
— Ну, четыре года, допустим, вряд ли дадут, — он продолжал писанину. — Тем более, ты же знаешь, что активная помощь следствию поощряется. А ты сразу во всём сознался, молодец. Если дальше так пойдёт, то, думаю, есть шанс получить условную меру наказания.