Прелюдия к большой войне
Шрифт:
Они подкупили только местных чиновников, которые поставляли сведения о товарах, поставляемых в Оранжевую республику и Трансвааль. Так выяснилось, что буры закупили пять тысяч винтовок системы «маузер» и несколько десятков пулеметов «максим».
Пять тысяч современных ружей – это очень опасно. Их, конечно, можно закупать и для охоты, но вот пулеметы явно предназначались для чего-то другого. Скорее всего, даже не для обороны от воинственных туземных племен, с кем буры вели постоянные войны.
Британцы тоже промышляли закупкой товаров, которые
Пароход с Рохлиным и Савицким пришвартовался, отдал концы, потом с борта перекинули трап, и на причал потянулась разноликая толпа пассажиров.
Доски трапа трещали под ногами, выгибались. Савицкий ступал на них с боязнью, будто по болотной топи шел, где и не поймешь – что там будет, когда ты следующий шаг сделаешь – то ли кочку твердую нога нащупает, то ли уйдешь с головой в мерзкую жижу. Но там всего лишь вода, прозрачная и теплая.
Рохлин поддерживал Савицкого под руку, отпустил только, когда тот ступил наконец-то на причал.
– Как приятно твердь-то земную под ногами чувствовать! – сказал Савицкий. – Трудно поверить, но мы таки добрались до края света.
– Ты где учился? – недоуменно спросил Рохлин и посмотрел на Савицкого. А тот не стал отвечать и тоже удивленно посмотрел на своего друга. Тот превосходно знал, что Савицкий учился в Академии Генерального штаба, они вместе там учились и на многих лекциях сидели за одной партой. – Ну, такое впечатление, что тебе строение Земли преподавали еще по тем учебникам, где говорится, что Земля покоится на четырех слонах, они стоят на черепахе, а Земля – плоская, а значит, где-то есть ее край, с которого вода срывается в космическую бездну.
– Очень смешно, – ехидно прищурился Савицкий. Последние признаки морской болезни исчезали с его лица буквально на глазах. Воздух Лоуренсо-Маркеша действовал на него, как самые лучшие лекарства, а еще говорят, что климат здесь плохой, губительный для человеческого организма и кто не заболеет лихорадкой, того обязательно отправит на больничную койку или на гробовую доску малярия. – Ты не представляешь, как я проголодался, – перевел он разговор на другую тему. – Мне кажется, я месяц целый ничего не ел. Сейчас съел бы поросенка всего целиком, каши гречневой и пива бочку.
– Лопнешь. Но перекусить можно.
Причал был заставлен горами деревянных ящиков, на которых красовались ярлыки с надписями: «Сельскохозяйственное оборудование», «Горные оборудование», «Драги». Товары приходили из Германии и Франции. Рохлин не сомневался, что в ящиках пушки, пулеметы, ружья и патроны.
На причале всех пребывающих ждала не менее пестрая толпа. Она вдруг показалась Савицкому стаей стервятников, которые подыскивают себе жертву. Здесь было полно разного рода проходимцев. Приходилось опасаться за состояние своих карманов.
– Лучшие номера в городе по доступным ценам!
– Лучшие женщины на всем юго-восточном побережье по доступным ценам.
Приезжим предлагали все, что угодно. Женщин, развлечения, угощения, а для тех, кто приехал сюда не развлекаться, а по делам, были организованы прямые маршруты до бурских золотоносных рудников и алмазных копий. Отправиться навстречу своему счастью можно было либо в железнодорожном вагоне, либо в повозках, запряженных быками.
– На шахтах и рудниках рабов маловато, что ли? – спросил Рохлин.
– Наверное, дохнут быстро, – высказал предположение Савицкий.
Кто-то пришел на пристань, чтобы узнать последние новости. До города они доходили с огромным опозданием. Телеграф работал с перебоями и обо всех европейских событиях жители Лоуренсо-Маркеша узнавали лишь спустя пару недель, причем новости доходили в сильно искаженном виде. Можно было сесть на тротуаре возле одного из зданий, положить перед собой шляпу и за плату отвечать на вопросы прохожих. За день можно этим ремеслом заработать гораздо больше, чем удается уличным артистам или циркачам. Надо спешить. Их-то мастерство не устареет, а новости, которые ты привез из Европы, через пару недель будут уже никому не нужны.
Вывески манили, как вкусный, извивающийся червячок на крючке манит рыбку. Поддашься минутной слабости – и тебя выпотрошат, оставят без гроша.
– Куда нам? – спросил, усмехаясь, Рохлин, показывая пальцем на столб. По бокам его были указатели, один из которых сообщал, что до «Заведения мадам Девзоле» десять шагов, а до «Ресторации братьев Кокнак» – пятнадцать.
Савицкий вдруг подумал, что сейчас они вместе с Рохлиным похожи на богатыря с картины Васнецова, который застыл перед камнем, а на камне написано, что если налево пойдешь, то коня потеряешь, направо – жизнь, ну а если пойдешь прямо, то найдешь несметные сокровища. Дорога прямо вела в Трансвааль. Выбор был очевиден.
– Туда, – сказал Савицкий, кивая в сторону ресторации братьев Кокнак.
Морепродукты, за которые в Париже драли неимоверные цены, стоили здесь сущие копейки. Свежайшая рыба, всякие членистоногие гады и моллюски. Опасаться приходилось не за состояние своего кошелька, а за то, что все это великолепие не поместится в желудке и он просто лопнет. Савицкий, поглядывая на своего приятеля, который уплетал поджаренных моллюсков, сам поддался искушению, и так увлекся этим, что остановился слишком поздно, когда желудок, отвыкший от пищи за время путешествия, взбунтовался.