Прелюдия к очарованию
Шрифт:
Будто враз лопнули железные обручи самоконтроля, наложенные графом на самого себя. Схватив сильными руками за обнаженную талию, он привлек Санчу к себе. Ее руки оказались прижатыми к его груди, и она осязала каждый мускул его застывшего в напряжении тела. Затем его губы прикоснулись к ее губам, и… все вокруг перестало существовать.
Ее целовали и раньше, но никогда она не испытывала такого блаженства, такого абсолютного погружения в чувственность, которая переносила ее в особый мир, где реально существовал лишь Чезаре и где отдаться во власть любовного экстаза было не только желательно, но и настоятельно необходимо. Под ее пальцами разошлись полы рубашки,
– О, Санча, – пробормотал он, – разве ты не понимаешь, что ты со мной делаешь?
На лице Санчи выступила легкая краска.
– А что я такого делаю? – спросила Санча, как бы поддразнивая.
Отпустив Санчу, граф взял сигару, и, когда он прикуривал, было заметно, как слегка дрожат его руки.
– Не думаю, что даже ты такая уж наивная, – проговорил он, выпуская сигарный дым в пространство над их головами. Затем, погладив шею девушки и проведя ладонью по ее руке, он сказал:
– Ты нужна мне, Санча, и, мне кажется, я нужен тебе.
Санча только вздохнула. Теперь, полностью придя в себя, она начала мучительно размышлять о том, как это она посмела ворваться к графу и каким образом он мог истолковать ее совершенно безнравственное поведение? Не сложилось ли у него мнение, что для нее это – довольно привычная ситуация, что она более опытна в подобных вещах, чем на самом деле?
По-видимому, эти тревожные мысли отразились на ее лице, ибо глаза графа сделались ласково-нежными.
– Перестань беспокоиться, Санча. Реакция совершенно естественная. Я не собираюсь совращать тебя, поэтому не пытайся снова спрятаться в раковину. – Приблизившись, граф двумя пальцами приподнял ее голову за подбородок, заставляя смотреть ему прямо в глаза. – Я хочу познать тебя, Санча. И не только твое прекрасное тело, но и твой разум! У нас достаточно времени, чтобы хорошенько узнать друг друга. А потому не смотри с таким страхом, я тебя не обижу.
Санча несколько успокоилась, хотя кожа горела в тех местах, которых коснулись его пальцы. Внезапно она опять стала воспринимать течение времени и поспешно взглянула на свои золотые наручные часики.
– Боже мой, – воскликнула она. – Почти три часа. А я должна была быть в редакции в два!
Оставив Санчу, граф подошел к бару и налил себе вина. К ее облегчению, он не предложил ей выпить, но огорчало его очевидное безразличное отношение к той ситуации, в которой она оказалась.
Вернувшись, граф посмотрел на Санчу через край бокала с веселой снисходительностью.
– Не волнуйся, дорогая, – проговорил он тихо, поднимая бокал в знак дружеского приветствия. – Я отвезу тебя в редакцию и все объясню.
– Объясните? Как вы сможете объяснить? – пробормотала расстроенная Санча.
Не торопясь, граф застегнул все пуговицы на рубашке.
– Скажу, что ты пришла, чтобы обсудить некоторые детали статьи, а я задержал тебя. Вот и все. Тебя такое объяснение устраивает?
Санча провела кончиком языка по пересохшим губам.
– Но…
– Вероятно, – сухо согласился граф. – Так вот что тебя тревожит. Быть может, в редакции работает какой-то молодой человек, чьим мнением ты дорожишь?
Санча нахмурилась. Намек покоробил ее, и она отчаянно замотала головой.
– Как вы можете такое говорить после… после… – Она беспомощно замолкла.
Не обращая внимание на ее возмущение, граф спокойно заправил рубашку в брюки и пригладил рукой волосы.
– Дорогая Санча, побереги нервы, – заметил граф с мягкой усмешкой. – Я нарочно дразнил тебя. Давай! Пошли, пока я не передумал!
Санча смутилась. Его отношение сделалось теперь снисходительно-насмешливым, и ее обижало, когда он обращался с ней, как с несведущим подростком; при этом она знала, что при желании способна в любое время возбудить в нем пламенную страсть. По крайней мере, это она уже доказала. Но не поставила ли она тем самым себя в опасное положение перед человеком, которого она до конца не понимала?
Санча не сомневалась только в одном: граф находил ее физически привлекательной, и поэтому ей удалось вызвать у него почти помимо его воли определенные чувства, но в состоянии ли она их контролировать? Вот в чем вопрос.
Граф вышел, чтобы позвать Паоло и дать ему нужные указания, и Санча осталась одна, уверенная, что совершает ошибку, позволяя ему сопровождать ее в редакцию. Но отказываться было поздно; выйдя из дворца, она обнаружила, что ее моторную лодку уже отослали, а их ожидает Паоло в графском, куда более роскошном катере. Не испытывая большой радости, Санча заняла свое место. Граф поверх черной шелковой рубашки надел темно-зеленую замшевую жилетку. С густыми волосами, падающими на воротник, и бачками он выглядел весьма состоятельным, довольным и на редкость спокойным, абсолютно непохожим на того изголодавшегося человека, который держал ее в своих объятиях с такой жадностью. Было в самом деле трудно отождествить неистовую страсть с этой благодушной физиономией, хотя Санча подозревала, что это всего лишь маска, под которой скрывается подлинный человек.
Пальцы графа нежно ласкали ее голую шею, пока лодка пробиралась по узкому каналу к главной водной магистрали. Вспомнив, что они не одни, Санча с беспокойством оглянулась на Паоло.
– Оставь! – хрипло приказал граф. – Перестань анализировать. – Он мягко коснулся ее щеки. – Сегодня…ты поужинаешь со мной?
Санча поспешно отвернулась, теребя замок дамской сумочки.
– Я… э-э… Я не могу, – ответила она смущенно. – У меня свидание.
– С кем? С достопочтенным Антонио? – сощурился граф, губы его неприятно поджались.
– Вовсе нет, – отрицательно покачала головой Санча, – не с Антонио.
– Тогда с кем?
Санча отвернулась, стараясь найти правдоподобную отговорку.
– Я… я договорилась сходить в кино с одной девушкой из нашей редакции.
Граф пристально посмотрел на нее, будто решая для себя вопрос: лжет она или говорит правду. Затем он равнодушно пожал плечами, на губах появилась едва заметная улыбка.
– Хорошо. Возможно, в другой раз?
Санча поджала губы, не зная, что ему ответить. Ей отчаянно хотелось ухватиться обеими руками за подвернувшуюся возможность, но она также знала, что поступить так – значит полностью перевернуть свою жизнь; чтобы ни случилось потом, никогда она не будет прежней. Подобная перспектива пугала Санчу, но не менее страшным казалось упустить шанс испытать что-то неизведанное, чудесное.