Преодоление
Шрифт:
Состоявшийся глухонемой разговор настроил его на оптимистический лад, и он более чем спокойно провел эскадрилью через рубеж разрывов. Посмотрев, что все идут на своих местах, Иван проверил оружие и подал команду:
– Проверить готовность оружия. Работаем с одного захода! Стрелять самостоятельно! Сброс бомб по ведущему самолету! Пошли в пикирование!
Он, как всегда, уменьшил немного обороты мотора и, переводя машину в снижение, посмотрел за ведомыми. Убедившись в том, что в атаку пошли все, он занялся своим непосредственным делом: стрелял по "юнкерсам", стоящим
– Командир, ведомые уходят вперед, обгоняют нас на пикировании.
Оторвавшись от прицела и взглянув назад, Сохатый увидел, что его подчиненные не идут больше за ним. Сбросив бомбы без его команды, они вышли из пикирования и находились уже значительно выше него. В сердце иглой кольнула обида. Он понял, что его или сознательно бросили, или не поверили в его слова. Не поверили в то, что в огне врага можно, а иногда и нужно сбавлять обороты мотора, уменьшать скорость полета, чтобы группа не растягивалась, чтобы у ведомых был резерв для маневрирования.
Бой требовал от него конкретной работы, и он решил заняться все же вражеским аэродромом, а уж потом принимать какие-то меры по восстановлению порядка. Пять - семь секунд, потребных ему для завершения атаки, ничего сейчас не меняли в обстановке, он же не мог себе позволить такой роскоши бросить бомбы и расстрелять снаряды впустую.
– Командир, с нами идет только один Терпилов, остальных не вижу!
– Знаю. Хоть один помощник, а все же есть. Бросаю бомбы!
Выход на заданную цель и бомбометание по ней еще больше оторвали Сохатого от эскадрильи. Заканчивая атаку, он напряженно искал решение, которое бы не усложняло обстановку еще больше. Будучи уверенным, что без твердой командирской руки "Илы" могут понести потери, он решил воспользоваться радио, вызвать на связь заместителя.
– Триста десятый, я - трехсотый. Нахожусь позади вас на дальности километра три. Ответь, если меня слышишь.
– Слышу хорошо.
Выяснять отношения было некогда. Главное была связь, и он обрадовался ей.
– Триста десятый, бери на себя управление группой и веди ее домой. Передних видишь?
– Вижу.
– Ну тогда жми к ним! Я приду самостоятельно. Потом разберемся.
Передав управление, Сохатый осмотрелся кругом и убедился окончательно, что они с Терпиловым остались вдвоем. Истребители ушли вперед к большой группе самолетов, их потеряли из виду, и поэтому надо рассчитывать только на свои силы.
– Пошли бреющим и пониже... Как дела у ведомого?
– спросил Сохатый. Если в норме, покачай с крыла на крыло... Хорошо. Вижу. Готовь оружие. Без "мессеров" не обойтись нам с тобой... Но не боись, как-нибудь выкрутимся.
Думая о случившемся, он никак не мог поверить в то, что его сознательно решили бросить. Придя к такому выводу, он стал искать оправдание случившемуся. "Если ведомые вели самолеты в пикировании на полных оборотах моторов из-за боязни отстать, то, конечно, им было сложно решать, как поступить. В этом варианте оставалось два выхода: или обогнать меня, или выйти раньше из пикирования,
Искать виновника или не искать?.. Что лучше?
– Командир!
– Что волнует стрелка?
– Два "сто девятых" догоняют нас.
– Ну вот, теперь полный комфорт. От них не убежишь. Патроны беречь!.. Терпилов! Два "мессера" подходят! Будем маневрировать. Держись хорошенько за меня. Не отрывайся. Если истребители справа - переходи налево. Если они слева - ты направо, чтобы оба задних пулемета могли стрелять... Ремизов, ты смотри за ним. Какой он летчик и какие у него нервишки, ни тебе, ни мне неведомо. А передатчика на его самолете нет, сказать ничего не сможет!
– Понял! Заходят справа. Сразу парой!
Сохатый посмотрел в форточку: два желто-зеленых "мессера" шли в атаку так, чтобы оба "Ила" оказались в створе одной очереди. Если самим не маневрировать, то стрелок не сможет стрелять. Будет мешать машина Терпилова. Он прикинул расстояние. Выждал немного и, когда, по его расчетам, фашисты уже не смогли предпринять по-настоящему опасных ответных действии, когда до врагов осталось метров четыреста, скомандовал:
– Терпилов, перейди быстро на левую сторону. Сразу правый разворот! Стрелкам стрелять по ведущему!
Наблюдая, как "мессершмитты" безуспешно пытаются перехватить его разворот, довольно засмеялся.
– Ну-ка, Петь, всыпь переднему, чтобы у него пыл поубавился.
Вместо стрелка ответил короткими настойчивыми очередями его пулемет. Как будто Ремизов не находился под прицелом врага и не стрелял, а старательно и методично вбивал железные гвозди в бронеплиту бензинового бака. Семь - десять выстрелов очереди воспринимались самолетом как удар машина вздрагивала.
– Переднему не даю прицелиться, а он мешает своему ведомому, так что ничего у них не выйдет.
– Вижу, вижу!
Сохатый, разворачивая машину, смотрел на попытку фашистских летчиков все же выполнить атаку. Опыт ему подсказывал: атака сорвана. Но передний немец, видимо не прицельно, а со злости, в отместку за обман, дал длинную пушечную очередь, вышел из атаки влево вверх, уводя за собой и второй "мессершмитт".
Иван переменил сторону наблюдения. Взглянул в левую форточку и удовлетворенно хмыкнул: немец промазал. "Ил" Терпилова шел целехонький.
– Выходим на прямую. Переходи на правую сторону. Разворот влево под противника.
И опять они опередили немцев. Тем ничего не оставалось, как выйти из несостоявшейся атаки.
Убедившись, что воздушный бой накоротке не получается, фашисты разошлись поодиночке и решили атаковать сразу их обоих. Это было уже посерьезней предыдущего и требовало от Сохатого и ведомого более продуманных действий.
– Терпилов, как только твой "мессер" выйдет на прицеливание, ты уходи от него через меня! Ремизов возьмет его на свой пулемет, а от другого я сманеврирую... Петя, Терпилов на тебя потащит своего немца, не прозевай!