Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие
Шрифт:
Крещение связывает нас с благами воплощения Христова: оно дает безгрешное духовное рождение взамен плотского и усыновляет Богу[511], истребляя силу греха и освобождая (по силе смерти Господа) от осуждения смерти. Но как в безгрешном рождении Христа оставлена была тленность плоти для целей спасительных страданий, так и в нас после крещения тление естества остается в силе, впрочем не как осуждение греховного естества (ибо грех смывается), а как средство очищения от грехов[512], принимаемое нами с намерением подражать через умерщвление плоти вольной смерти Господа[513]. Потенциально крещение, как новое рождение, дает, сверх того, силу к нравственной чистоте и к обожению[514]. Но для осуществления этой цели произволением человека нужна еще особая благодатная помощь, и именно относящаяся к уврачеванию произволения.
Как Господь при крещении пред искушением принял дары Духа, так и христиане принимают от Него семь даров Духа Святого (Ис.11:1)[515], распределяемых
Оно подается в таинстве Евхаристии. Человек через вкушение нетленной и животворящей (обоженной в воскресении) плоти Господа причащается нетления, соединяется с Самим Богом и обожается[518].
Так, благодать, подаваемая человеку, устраняет в нем все неестественное, укрепляет естество в первоначальной красоте и увенчивает его обожением[519]. Ею естеству дается то, к чему оно не способно само по себе[520]: она отрывает человека от первого Адама и греховного рождения и сочленяет с Новым Адамом, возрождая духовно к богосыновству[521]; она дает ему силу[522] к»духовной добродетели», превышающей своей высотой силы естества и превосходящей всякую»естественную добродетель»[523], совершаемую силами человека[524] под воздействием общей промыслительной благодати Духа[525]; она, наконец, дает обожение, к достижению которого нет вовсе естественной силы в нашей природе[526]. Но, совершая все это, она осуществляет лишь то, что намечено идеей человека. Она поэтому нисколько не упраздняет естественных сил человека, а напротив, способствует их восстановлению из греховной порчи и дальнейшему развитию[527]. Мало того, она даже необходимо предполагает эти силы и в них соответствующую наклонность к восприятию ее[528]. При отсутствии этого момента она остается бездейственной[529]. Свободная воля, таким образом, составляет необходимое условие в деле спасения: спасение всегда совершается по воле, а не по принуждению[530]. Отсюда за таинственным возрождением всегда должно следовать моральное[531]. Каждому дару благодати непременно должно соответствовать свободное усилие воли человека: крещению — хранение благодати сыновства произволением[532]; дарованиям Духа — исполнение заповедей[533], Евхаристии — таинственное претворение в себя Христа по добродетели и ведению[534], через кои и просиявает Его Божество в»достойных»[535]. Словом, в деле спасения необходимо предполагается не только прямое воздействие Божества на человека, но и известное сотрудничество[536] самого человека (нравственная сторона спасения).
При таком взаимодействии благодатных и нравственных условий, в них и через них, в душу верующего таинственно вселяется Господь, духовно срастворяя человека с Собой[537].
Это таинственное воплощение по мере усвоения спасения совершается все глубже и глубже. В конце концов человек настолько обожается, насколько Господь уничтожил Себя в воплощении[538] и продолжает уничижать в непрерывном воплощении в душах верных. Сначала Господь, как семя, входит в душу[539] и зачинается в ней по вере[540]; потом воплощается в добродетели плотию Своей[541]; затем поселяется и душой Своей в ведении; наконец, воплощается и Своим Божеством[542] через существенное вселение в душу в таинстве Евхаристии. Живя так в человеке, Господь (resp. вера в Господа) производит в нем все спасительные благодатные действия: очищает, укрепляет, прославляет его[543]. Такое объединение со Христом переносит на человека все плоды искупления и спасает и обожает его.
Екклесиология
Что Господь совершает в каждом верующем, то совершает и во всем мире через Церковь Свою[544], которая есть тело Его[545], получающее от Него силы к обожению[546] и объединяющее собой всех людей — и иудеев и язычников,«два народа»[547], как любили выражаться в древности[548]. Как тело Христово, Церковь есть непрестанно продолжающееся и ширящееся воплощение Господа[549], подобное воплощению Его в маленькой церкви души каждого верующего. Оно имеет охватить собой всех, предназначенных быть членами тела Его[550]. В этом именно теле Христовом и совершается спасение каждого верующего: в нем заключены все благодатные и нравственные условия спасения — благодать таинств, с одной стороны[551], и живая вера во Христа[552], жизнь[553] и учение христианское[554], с другой. Все это здесь содержится в живых сосудах духа, каковы: апостолы[555], священнослужители[556]; верующие (разные ступени совершенства которых образуют полноту Церкви[557], святые[558], ангелы[559]. Как ни различны проявления церковной жизни, однако везде в них таинственно воплощается Господь, и каждый член Церкви может духовно сростись с какой-либо частью питающего всех Агнца и занять свое место в великом организме Церкви[560].
Идея Церкви, как выражение высочайшей тайны воплощения, имеет такое же широкое и всеохватывающее значение, как и самое воплощение. Проследить значение этой идеи можно по тому внешнему, но вполне адекватному выражению, которое она находит себе в храме («церкви»). Храм символически всецело отражает смысл и значение Церкви (объединение в ней всего божеского и человеческого). Он является образом и Логоса, охватывающего творческой силой весь мир и приводящего все к единству[561], и двух миров — мысленного и чувственного, составляющих единый тварный мир[562], и человека, гармонией частей своих намечающего пути морального объединения всего бытия[563]; наконец, Он заключает в себе выражение идеи Христа, воплощающегося в нем («на жертвеннике»в Евхаристии)[564] не просто только творчески, как в природе, и не промыслительно только, как в человеке[565], но существенно, как при Своем вочеловечении.
Вся полнота духовных благ, охватываемых идеей Церкви, реально–мистически выражается в ее благодатной жизни, сосредоточивающейся, как в центре, — в богослужении. Внутреннее благодатное содержание церковной жизни скрывается здесь, правда, под покровом символов, однако так, что через них всегда сообщается та благодать, которая соответствует таинственному смыслу каждого символа[566]. В частности, литургия в главной части своей есть отражение высших моментов обожения будущей жизни[567]; в этом смысле она и ее центр — Евхаристия — есть предначатие будущей блаженной жизни в прославлении, созерцании и вкушении Бога[568]. Отличие от самоличной реальности будущей жизни заключается только в том, что мистическая сторона в богослужении сокрыта под чувственными символами[569].
Конечное назначение Церкви — объединить собой всех к тому предопределенных и привести их к Богу. По исполнении этого назначения настанет кончина мира.«Большой человек» — мир — умрет, как умирает и малый, чтобы в воскресении восстать обновленным[570]. Тогда все одухотворится, все тленное перейдет в нетление[571]; ради человека и природа получит вечнобы–тие[572]. После страшного суда[573] определится окончательная участь людей. Праведных ждет обожение[574], а грешных — лишение его[575], что составит источник их вечного мучения[576]. Это мучение будет тем более ужасно, что, при восстановлении естественных действований души[577] и обнаружении истинного положения вещей по прехождении суетного вещественного обольщения, познана будет ими вся справедливость кары и вся нелепость пройденного жизненного пути[578]: их будет мучить бессильное раскаяние при безблагодатном соединении с Богом[579], в то время как на человека и на всю тварь разольется благодать обожения, и Сам Бог соединится теснейшим образом с душой человека, а через нее и с телом и, наконец, и со всей видимой природой, и будет Бог всяческая во всех (1Кор.15:28)[580].
Аскетика
Аскетика преп. Максима имеет тесную связь с его догматической системой. По существу она представляет собой не что иное, как прямое раскрытие учения св. отца об искуплении с нравственной его стороны. Целью аскетики, как и искупления, является обожение. Путь спасения тот же, что начертан, как пример, в жизни Христа. В аскетике лишь эта нравственная сторона искупления ставится под увеличительное стекло, и общие контуры ее покрываются детальными штрихами. Разумеется, не одно только учение о спасении связывает аскетику св. отца с системой его догматических воззрений. Как сотериология базируется на антропологии, так и аскетика имеет своей необходимой предпосылкой учение о греховном состоянии падшего человека, о законе плоти, о страстях, что тоже отсылает к области антропологии.
По общему характеру своему аскетика преп. Максима принадлежит к типу философско–созерцательных. Она в бо'льшей степени, чем у других аскетов, покоится на научно–антропологических классификациях и подразделениях, на данных психологического анализа и философских обобщениях. Это сказывается как в общей ее структуре, так и в деталях, и лишний раз подчеркивает ее связь с антропологией.
На первом плане в аскетике преп. Максима стоит изображение царства зла, борьба с которым составляет первую цель аскетических усилий. Внимание подвижника, прежде всего, сосредоточивается на той области, к которой привязаны стремления греховного человека, и возвышение над которой составляет необходимое условие спасения. Подвижник рассматривает эту мрачную область страстей — царство закона плоти — с внимательностью стратега, изучающего поле сражения.