Преподобный Сергий Радонежский. Игумен земли Русской
Шрифт:
Эти и другие чудеса свидетельствовали о благодатном состоянии души Радонежского игумена, о силе и постоянстве его молитвы, отворившей для него Небеса. Преподобный был искусным делателем «умной молитвы», которая совершается в сердце и, проникая все внутреннее существо человека, озаряет его Божественным Нетварным светом.
Об истинном понимании природы этого Света в XIV веке в Православной Церкви шли напряженные споры. Отшельники, удалившиеся из обителей, чтобы следовать примеру древних отцов, после многих лет суровой аскетической жизни достигали этих благодатных состояний. От них узнал о Нетварном Свете и весь православный мир. Особенно распространена была эта молитвенная практика на Афоне, откуда обновленное учение святых отцов о молитве распространилось по всем православным странам. Делателей «умной молитвы» стали
Знание о Нетварном Свете было добыто в труднейшем подвиге поста и молитвы, которым души подвижников высветлялись до небесной чистоты, без которой невозможно узреть Бога. Бога, по слову апостола, не видел никто и никогда (см.: Ин. 1, 18; 1 Ин. 4, 12), и невозможно человеку постигнуть сущность Бога, узреть Его даже мысленным взором – лишь сподобившиеся Царствия Божия встретятся с Ним лицом к Лицу. А в земной жизни, по обетованию Господню, дается великим подвижникам созерцать Божественный Свет – проявление Божественных энергий, действующих в мире. Афонцы, шедшие по стопам святых отцов, своей жизнью подтверждали добытое древними знание о том, что не может человек познать Бога иначе, чем путем подвига очищения собственной души от греховной скверны молитвой и постом, не убив в себе ветхого Адама и не облекшись во Христа, потому что только чистии сердцем Бога узрят (ср.: Мф. 5, 8). Знание это было драгоценным даром святых подвижников всем живущим на земле, но не все смогли его воспринять.
Европа в то время уже стояла на пороге эпохи Просвещения, и новые учителя уже уводили народы от истинной веры в дебри бескрылого рационализма. Человек, с его поврежденной грехом душой и несовершенным умом, становился мерой вещей, и Сам Бог казался ему уже не таким великим, всемогущим и непостижимым, каким Его восприняли первые христиане, смиренно и самозабвенно поклонившиеся Христу. Кумиром отступивших от правой веры стал итальянский монах Варлаам, умный, проницательный и красноречивый. Он принял Православие, но истинно православным не стал, а стал, наоборот, смущать народ своим лжеучением. Европейцы приняли его учение охотно. Ведь вместо поста и молитвы, вместо самоограничения и покаяния, вместо долгих ночных бдений и богослужений он предложил способ познания Бога легкий, простой и весьма комфортный. Если истинно и правильно только то, что можно познать разумом, то и Бога можно постичь путем строгих логических рассуждений и размышлений. Все, что говорят монахи, – прелесть и заблуждение: никакого Божественного Света в природе быть не может, а перемолившиеся и перепостившиеся иноки видят лишь отражение света тварного. Тот же свет, а не какой-либо иной созерцали и апостолы на Фаворе.
За верность православному учению о путях познания Божественных действий в мире восстал святитель Фессалоникийский Григорий Палама (1296–1359). Восприняв от афонских старцев науку умной сердечной молитвы, он удалился на пустынное жительство в пещеру и провел там несколько лет в подвиге молитвы и созерцания. Однако он был вынужден покинуть Афон из-за частых нападений турок. Преподобный Григорий поселился в Фессалонике и принял священнический сан. Прожив там пять лет, он опять возвращается на Афон, где и начинается его длительная и изнурительная эпистолярная борьба с Варлаамом и его учениками за высокое православное монашеское подвижничество, за Святую Гору Афон, за истинное знание о Боге.
В эту борьбу оказались вовлеченными святители, монахи, простые миряне во всех православных странах, и победа в этой борьбе оказалась настолько важной, что в уже сложившийся и веками действовавший церковный Устав отцы Церкви решились внести немаловажное новшество: во второе воскресенье Великого поста установили празднование памяти святителя Григория Паламы. Это стало как бы продолжением Торжества Православия, когда Церковь вспоминает победу над ересью иконоборчества.
Преподобный Сергий в своей радонежской глуши делал то же великое дело, которое творили все великие исихасты того времени. Несомненно, он знал о том, что происходило в православном мире, и о нем самом знали в Константинополе. Он был духовным другом и соратником святителя Московского Алексия, который бывал в Константинополе и находился в дружбе с Константинопольскими Патриархами. Константинопольские Патриархи Филофей и Каллист I сами были искусными делателями «умной молитвы». От Патриарха Филофея преподобный Сергий получил послание и дары. Писал к нему и Патриарх Каллист I. Искусный делатель умной молитвы, святитель Московский Киприан был в духовной дружбе с Преподобным, который высоко ценил богомудрого святителя и во время смуты в церковных делах, возникшей после кончины святителя Алексия, держал его сторону, рискуя навлечь на себя гнев великого князя Димитрия. Святители признавали высокий духовный авторитет Радонежского игумена и благоговели перед очевидной святостью смиренного старца.
Господь открывал ближайшим ученикам Преподобного, что их любимый авва достиг такой высоты созерцаний, что Божественный свет нисходит на него и от него невидимо изливается вовне. Преподобный Исаакий Молчальник, бывший одним из самых близких учеников Троицкого игумена, видел некий Божественный огонь, исходивший из руки благословляющего Сергия и окружавший как благословляющего, так и благословляемого. Архимандрит Симон видел, как курился над престолом в алтаре тот же Божественный огонь во время служения Преподобного, а потом, свившись, ушел в чашу, из которой причастился Божий угодник. Видели ученики в небесном сиянии Ангела, сослужащего их смиренному игумену и следовавшего за ним неотступно, покрывая и его небесной славой.
Видел и ощущал этот огнь и бесноватый вельможа, приведенный к Троице за исцелением, о чем было рассказано выше.
Угодно было Господу засвидетельствовать высоту подвижнической жизни Преподобного и перед посланцами далекого Константинополя. Прибывший по делам в Москву греческий епископ, наслышанный о подвижнической жизни Троицкого игумена, приходил в Троицкий монастырь, чтобы самому убедиться в правдивости того, что он слышал от других людей. Возможно, было в его душе недостойное его сана и святости того места, которое он собирался посетить, любопытство. Может быть даже, что некое чувство превозношения столичного грека перед скромным русским игуменом затерянной в лесах небольшой провинциальной обители гнездилось в тайниках его души: как может в такой глуши явиться этот подвижник, который мог бы стать украшением и Святой Горы Афон?
Епископ уже подходил к обители, как вдруг им овладел непонятный страх, а когда, войдя в ворота, он впервые увидел игумена, внезапная слепота поразила его глаза, так что Преподобный вынужден был вести епископа за руку. Это вразумление Божие так подействовало на пришельца, что он тут же исповедал свои сомнения перед смиренным старцем. Преподобный Сергий сотворил молитву и прикоснулся к глазам епископа – и зрение тотчас же вернулось к нему. Потрясенный таким очевидным благодатным свидетельством святости русского подвижника, с тех пор епископ этот везде рассказывал о нем.
Видение Божественного огня при совершении литургии прп. Сергием
Молитве, очищающей, преображающей, низводящей на молящегося благодать Божию и творящей чудеса, более полувека учил преподобный Сергий своих учеников. А они, в свою очередь, учили этой молитве новых искателей истинно монашеской жизни, приходящих за этой наукой уже к ним, в новые обители, которые Господь судил им основать по всей земле Русской. Благодать Божия, низведенная на Русь этой молитвой, незримо просвещала, питала и укрепляла ее, созидая будущую Куликовскую победу.
Великий Авва русского монашества
Многого достиг Преподобный, устраивая жизнь обители не по стихиям мира, но по евангельским заповедям. Троицкая обитель создавалась и довольно долго жила по особножительному уставу – одной из принятых форм монашеского жительства. Братия собирались в храм на молитву, участвовали сообща в каких-то крупных делах, требующих общих усилий, подчинялись общим правилам, установленным игуменом, находились у него на духовном попечении, но каждый сам заботился о своих повседневных нуждах, в келлии своей имел свою собственность, иногда немалую, которой распоряжался по своему усмотрению. Это был не самый совершенный способ подвижничества и очищения души от страстей. Попечение о своих личных нуждах и пропитании скрадывали время и силы, предназначаемые на духовные подвиги.