Прерванная юность
Шрифт:
– Ну, смотрите, если наврали. А то возьму за ногу и об стенку размажу!
– зло сказал полицай.
– Где тетя живет?
– подозрительно крикнул в спину коренастый мужчина.
– В конце улицы будет ее дом!
– ответила Валя, не оборачиваясь.
Полицейские ничего не сказали. Они достали сигареты и принялись прикуривать, наблюдая за школьницами.
Девочки уже прошли молча половину улице, и Оля сказала:
– Какие вы молодцы, девочки! Я со страха едва не шлепнулась, а вы... Но Валя прервала подругу и прошептала:
– Вот, гады,
Девочки открыли калитку и прошмыгнули во дворик деревянного дома. Полицейские пошли дальше, а школьницы дошли до раскрытого окна и остановились.
До них донесся замечательный и духмяный запах пирожков с капустой. Школьницы сглотнули слюну и потупились в землю. Им захотелось кушать так сильно, что закружилась голова. Оля побледнела и стала оседать к земле. Валя с Настей подхватили безвольное и почти невесомое тело девочки и посадили на землю, прислонив к завалине дома.
– Она умрет, если не покормим, - всхлипнула Настя.
– Я приду сейчас, ждите меня, - сказала Валя.
Девочка постучалась в дверь. Никто не ответил ей. Валя осторожно открыла дверь и вошла в комнату.
На столе она увидела большую тарелку пирожков. Девочка позвала хозяев, не отрывая взгляда от румяного богатства. Никто не отозвался. Валя взяла один теплый и мягкий
пирожок и вышла к подругам. Оля пришла в себя и сидела, склонив голову на тонкой шее к острому плечику Насти. Они завороженно уставились на пирожок. Валя поспешно разделила пополам добычу и отдала половинку Оле. Затем вторую половину разломила на две части, одну протянула Настя, а другую запихала себе в рот.
– Девочки, я очень плохая?
– грустно спросила подруг Оля, когда жадно расправилась с едой.
– Почему?
– Настя сначала посмотрела на нее, затем недоуменно на Валю.
– Потому что я сожрала одна столько, сколько вы вдвоем. Я не предложила вам чуток от своего кусочка. Я ненавижу себя за это!
– девочка заплакала.
– Ты - хорошая, успокойся. Просто, ты сильно проголодалась, мы не осуждаем тебя нисколечко. Не плачь, пожалуйста!
– Настя погладила по щеке Олю.
– Спасибо вам! Мы можем идти дальше, я не буду падать больше в обморок, стану сильная, как вы.
– Нет, обождем хозяев сначала, сидите, девочки, - сказала Валя.
– Чтобы не подумали, что мы украли пирожок. Никого не было дома, я взяла один, боялась, что Оля умрет раньше, чем придут. Где же они?
– Здесь - я, девочки!
– из сараюшки вышла миловидная женщина с небольшим ведерком молока.
– Я доила козу, слышала разговор ваш. Вы заходите в дом, накормлю вас.
На щеках женщины были видны следы слез. Она ласково смотрела на школьниц:
– Вы очень хорошие подруги, я не сомневаюсь, что вы не воровки, так нужно было для ослабевшей сестрички.
Хозяйка усадила детей за стол и стала кормить выпечкой с молоком.
– Хватит на первый раз, а то заболит живот, - сказала она, когда они съели по пирожку.
– Да, много выпало на ваше детство. А, знаете, что, девочки, оставайтесь у меня, пока не закончится война и все не уляжется вокруг. Как-нибудь прокормимся вчетвером. Я живу здесь одна. Меня зовите тетя Маша или Мария Ивановна, как вам захочется.
Валя, Настя и Оля согласились. Мария Ивановна распределила каждой обязанности по дому. Девочки по очереди водили козу Зойку на пастбище - большой луг в черте города возле протекающей речки. Они помогали хозяйке дома на небольшом приусадебном участке: пололи и поливали грядки.
Вскоре девочки забыли о голоде. Мария Ивановна сходила с детьми на вещевой рынок и приодела их.
– Чтобы не бегали у меня, как на стадионе "Динамо", - пошутила женщина.
По вечерам все любили пить чай за большим столом. Хозяйка рассказывала о себе, расспрашивала девочек о их семьях.
– Так, вы из Ленинграда?
– удивилась Мария Ивановна.
– Да, я и Настя родились в Ленинграде. Наши папы служили в одном полку. Их недавно перебросили на границу Белоруссии с Польшей. Перед самой войной они нас забрали к себе, - рассказала Валя.
– А, Оля уже жила там.
– И, ты - тоже питерская?
– повернулась к девочке женщина.
– Нет, я родилась в Калининской области. Мой папа, лейтенант Шумов, служил в городе Ржев. Его командировали в Белоруссию, я с мамой переехала к нему, познакомилась с девочками в школе, - Оля посмотрела на Валю с Настей.
– Они, тетя Маша, настоящие подруги.
– Да, уж вижу, вместе держитесь, молодцы, в одиночку трудно сейчас.
Незаметно пробежала суровая зима, и наступила ранняя весна 1942 года. Девочки помогали сажать картофель Марии Ивановне, когда на их оживленный разговор заглянула на огород соседка Тося.
– Весело трудитесь, как я погляжу, молодцы, быть, значит, хорошему урожаю картошки!
– Воскликнула она.
– Нашей большой семье неурожай ни к чему, спасибо на добром слове!
– беззаботно откликнулась тетя Маша.
– Какие новости в городе, соседушка?
– Новостей нет, если не считать, что началась регистрация населения, поговаривают, что будут отправлять людей в Германию на работы.
– Так в прошлом году переписывали жителей. Да, впрочем, пускай, нам не страшно, у нас на трех малолетних детей одна кормилица в доме.
– Не скажи, Мария, мой шурин служит в полиции. Он по секрету сказал, что от двенадцати до тридцати пяти лет отбирать будут женщин. Мужчин до сорока лет, но у вас их нет, бояться нечего.
Спасибо за новость, но самой старшей из моих - 11 лет, а другим еще меньше. Какая Германия для них?
– Я тебя предупредила, а тебе решать, как быть. Хотя, замечу, Вале можно больше дать лет, выглядит на все пятнадцать годиков.
– Она с виду рослая, а так ребенок еще.
– И, еще, Мария, ходят слухи, что какие-то люди ходят, ищут командирских детей, пропавших в этих краях, - соседка сказала шепотом, чтобы не услышали девочки, словно подозревала их.