Прерванный бой
Шрифт:
Перечить ей у него не осталось сил.
На смотринах нарядная Таисия вышла к гостям, стрельнула в будущего мужа глазами.
— Не красавец и не урод. — Равнодушно подумала она.
В конце вечера, когда назначили время сватовства и свадьбы, отец жениха предложил тост:
— Выпьем за богатую жизнь наших детей!
— Им мало своего богатства… Отец Таисии впервые пожалел, что отдает свою дочь этим людям, но отменять договоренностей не стал.
Данила Савич видел, как монгольский сторожевой разъезд, примерно в два десятка сабель, разворачивается
— Копье с повязанным рушником, поднять! Быстро!
Белый флаг затрепетал на древке копья.
— Матерь Божья, спаси нас грешных.
Русичи дружно перекрестились. Послышались команды и вскоре Данила Савич и его спутники стояли в плотном кольце.
— Хто такая? Поцему сдеся?
— Мы послы князя Василко. Везем подарки хану. Он ждет нас.
— Поцем знаес, сто здет.
— Он тебе потом расскажет, если задержишь нас.
Данила Савич преднамеренно говорил неправду, чтобы нукеры не посмели их убить, а содержимое вьюков поделить.
Командир разъезда не знал, как поступить, но последние слова, видимо, возымели действие. Он более миролюбиво спросил.
— Сто во вьюках?
Данила Савич кивнул своим спутникам. Вьюки охотно вскрывались. Жадные глаза нукеров, неотрывно смотрят на добротную одежду посуду, мех… Дружинники совсем не возражают против того, что некоторые вещи бесследно исчезают. Данила Савич жестом подозвал командира и показал ему дорогое кольцо. Монгол взял его в руки и жадно разглядывал.
— Возьми себе, — тихо шепнул воевода.
Кольцо мгновенно исчезло в складках одежды монгола.
Преодолели несколько кругов юрт. У границы, каждого круга их встречали постовые, которые на непонятном языке говорили с командиром разъезда, после чего их пропускали. У последнего рубежа посольство спешили.
Солнце покатилось к закату, но его лучи нестерпимо обжигали зноем. Нукеры, охраняющие посольство, пытались присесть, но командир все время взбадривал и покрикивал на них.
Саин-хан — дальний родственник Чингиз-хана во втором поколении. В юношеские годы командовал сотней в войске Сабудай-бахатура. На реке Калке получил незначительное ранение. После возвращения в Монголию женился на узбечке из Бухары, чем вызвал недовольство своего рода. Казалось, что его звезда закатилась, но ему удалось отличиться под Рязанью, где он опять получил ранение, которое способствовало назначению его наместником. Природный ум и хитрость помогали удерживать этот пост, но в последнее время в Золотой Орде им не довольны, так как он плохо собирал ясак* и почти не пересылал его в Орду. Такие провинности могли стоить ему жизни.
Хан лежал на подушках, разложенных, на большом ковре. Солнце, пробивавшееся через тенистые деревья и светло-желтый шелк шатра, расцвечивало предметы, делало их, будто вылитыми из золота. Невеселые думы заставили хана забыть о еде, которая успела остыть.
Ясак собрать в нужных количествах не удается. Обозы отправляемые им в Орду, грабят бесчисленные тати. Его темник Менгу не раз ходил в поход, чтобы изловить бандитов, но они уходили глубоко в лес, где становились неуловимыми. Что-то необходимо делать, иначе валяться ему в канаве с переломанным хребтом. Ему донесли, что в стороне неподвижной звезды* (Пояснения даны в конце книги), есть княжество, которое не затронуто войной. Если это правда, то он покорит это княжество. Победный поход его спасет, но об этом княжестве нет никаких сведений, и чтобы начать его покорение, следует послать туда лазутчиков или купцов. Время не терпит, оно как петля аркана сдавливает шею, не дает дышать.
Вошел слуга и сообщил, что прибыло посольство от князя Василко Олеговича.
Саин-хан не мог припомнить подвластных ему князей, с таким именем, но предположил, что это послы того самого княжества, которое, минуту назад, он решил покорить. Хан решил все обдумать и отложил прием посла до утра.
— Посла в грязную юрту, пусть потомиться, сговорчивее будет.
— Все будет сделано, светлый хан.
Прибытие посольства не осталось не замеченным Фомой, но узнать, что-то конкретное не удавалось. Даже Дмитрий не мог проникнуть внутрь первого круга юрт. Вечером, собравшись вместе, Фома, Терентий и Дима долго думали, каким образом контролировать ситуацию с посольством. Когда стало ясно, что проникнуть в лагерь монголов не удастся, да и присутствие в нем мало, что даст, Дима предложил взобраться на пригорок, с которого все будет хорошо видно.
— Светлая голова! — Терентий дружески потрепал мальчишку.
— Настоящий разведчик! — подтвердил Фома, — нам у него надо поучиться.
У Димы, от смущения, даже появился слабый румянец. Ранним утром все трое сидели в зарослях и вели наблюдение. Шатер был виден, как на ладони.
Данилу Савича поместили в отдельную юрту. В центре ее давно перетухший костер, у стены толстый ковер, который испускал страшное зловонье.
Савич попытался выйти из юрты, но нукер преградил ему дорогу копьем. Что случилось с его спутниками, он не знал.
Ему все же пришлось сесть на ковер. Спустилась ночь, но уснуть ему мешал этот ужасный запах, который не давал дышать, лез даже в глаза. Наконец лоскут неба, который был виден через дымовое отверстие, побелел. Вскоре вошел нукер, оставил кусок жареной конины, и молча, ушел. Данила Савич брезгливо отодвинулся от еды. Солнце припекало, отчего в юрте стало еще и душно. В груди воеводы кипела злость, и он как мог, пытался сдерживать себя. Когда его вывели на свежий воздух, ему очень захотелось стукнуть лбами этих тщедушных людишек. Слуга хана, в расписном халате, увидев ярость в глазах посла, попятился, и что-то сказал своему спутнику толмачу.
— Сейчас вас примет хан, — толмач даже изобразил, что-то вроде поклона.
— Хан хочет понюхать запах вашей юрты? Мне надо помыться и переодеться. Где мои люди? — в его груди продолжал клокотать гнев.
Слуга хана опять сказал непонятную фразу стоящим поодаль нукерам.
— Ваших людей сейчас приведут, — порадовал Данилу толмач.
Внимание лазутчиков, сидевших на пригорке, привлекли два человека, один из которых, хорошо одетый, шел быстрым шагом, позади его семенил маленький человек. Они явно спешили.