Прерванный бой
Шрифт:
Таисия опаздывала. На нее это совсем непохоже.
«Возможно, обиделась, или что-то случилось», — невесело размышлял юноша. Он услышал ее быстрые шаги. Она почти бежала. Вместо приветствия, бросилась к нему на грудь и навзрыд заплакала. Он как мог, успокаивал ее, но слезы лились ручьем. Сквозь рыдания она пыталась рассказать ему о своем горе, но у нее это плохо получалось. Наконец он понял, что отец хочет выдать ее замуж за сына торговца пушниной. Уже назначены смотрины.
Звяга понял, что может потерять ее. Его мозг искал путь к спасению
— Как только вернусь из похода, заберу тебя к себе. У меня есть деньги и дом, недостает только тебя.
— Давай сейчас я останусь у тебя! — с надеждой выдохнула Таисия.
Звяга молчал. Она поняла его молчание как отказ и попыталась убежать, но он удержал ее в своих объятиях.
— Выслушай меня!
Она продолжала вырываться.
— Ты не любишь меня! Я тебе не нужна!
— Завтра я ухожу в поход, из которого мало кто вернется.
Если я погибну, то сломаю тебе жизнь.
От такого неожиданного поворота ситуации, Таисия перестала плакать, и на секунду замерла. Ее гибкое тело изогнулось, она рванулась к нему, срывая одежды. Их охватило безумие, они спешили, но не успели.
Молния расколола небо почти на равные части. В ее ослепительном свете, их обнаженные тела казались изваяниями, высеченными из сияющего серебра. Оглушительный грохот грома бросил влюбленных на еще сухую, пахнущую мятой траву. Первые капли дождя остудили их пылающие тела. Под раскидистой елью она требовала продолжения, но Звяга успел прийти в себя.
— Я не могу себе позволить сломать тебе жизнь.
— Зачем мне такая жизнь без тебя!? Я наложу на себя руки.
— Ты должна жить, ради детей, которые родятся, и будут любить тебя. Ты не можешь лишить их возможности радоваться солнцу.
Я все же надеюсь, что вернусь, ты станешь моей женой. Ты только продержись. Обещай мне, что будешь жить.
В ее душе вспыхнула надежда, она всем телом прижалась к нему.
— Я буду жить надеждой на встречу с тобой.
Гроза ушла к горизонту, приближался рассвет. Они сидели, обнявшись, и мысленно просили ночь, задержатся, но рассвет все увереннее раздвигал тьму ночи.
Звяга с трудом разжал ее руки, не хотевшие его отпускать, но она опять цеплялась за его одежду, будто предчувствуя непоправимое.
Таисия шла домой, не скрывая слез и своего горя. Все ее существо кричало: «Зачем пришла эта гроза! Зачем она унесла мое счастье».
Звяга направил своего коня навстречу подвигу и опасности.
Афанасий задерживался. Устинья сидела на сене, покусывая травинку. Тревога о завтрашнем дне все больше места занимала в ее душе. О том, куда и зачем едет Афанасий, спрашивать боялась. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она стала придумывать сладкую месть для любимого, но ее опять тянуло в болото тревоги. «Слава Богу! Он идет!» — она узнала его по торопливым шагам. Чтобы не выдать свою тревогу, едва он поднялся на сеновал, она кошкой бросилась на него. Усеявшись верхом, она начала допрос с пристрастием.
— Где был? Почему опоздал? — Устинья пыталась изобразить страшное лицо, но вместо этого рассмеялась.
— Пощадите, меня! Я не виноват. Дела надо было закончить, — принял условия игры Афанасий.
— Нет тебе пощады! Твои дела дороже меня, да!?
— Прости меня! Я тебе еще пригожусь!
— Нет тебе прощения! Тебя ждет…., — она не успела договорить…,
Прилив тревожных мыслей заставил юношу прекратить игру. Он нежно смотрел в ее глаза, ему хотелось говорить ей нежные слова, но получилось вымолвить всего лишь несколько слов:
— Жди меня и молись. Я обязательно вернусь.
Им не было дела до грозы и несмолкаемого грома. Устинья еще теснее прижималась к нему, будто ища защиты. Много слухов ходит в народе. Причиной страха была не гроза, а рассвет. Ночь отступала, рассвет все увереннее съедал тьму, утренняя заря все увереннее гасила звезды. Боязнь неизвестности все сильнее сжимала ее сердце. Устинья, в последнее время, замечала, что Афанасий стал задумчив, иногда даже отвечал невпопад.
Ее тревожное состояние почувствовал Афанасий. Он зашевелился, открыл глаза, взглянул на ее лицо, которое уже можно было рассмотреть в утреннем полумраке.
— Что случилось? На тебе лица нет!
— Куда ты уезжаешь? Когда вернешься? — пересилив страх, вместо ответа спросила она.
— Куда еду? Тебе знать не надо. Может так случиться, что вернуться, выпадет не многим, а возможно никому….
Он пожалел, что допустил минутную слабость и испугал ее. Широко раскрытыми глазами Устинья смотрела на Афанасия, глаза в ужасе остановились. Из ее уст вырвалось самое сокровенное:
— А как же Настенька? О которой мы с тобой мечтали? — он, впервые, пожалела о несостоявшейся близости.
Он вскочил на ноги, схватил ее за плечи.
— У нас будет дочь!
— Настенька! Мы ее назовем Настенькой!
— Я же тебе сказал, что вернусь! У нас будет много детей. Я вернусь!
Их губы и сердца соприкоснулись. В их душах появилось новое чувство любви к еще не существующему человечку. Уже почти рассвело, но страх перед неизвестностью удерживал их вместе.
К месту сбора Афанасий и Устинья шли обнявшись…
Она неотрывно смотрела на его лицо, ее губы шептали молитвы о спасении раба божьего Афанасия.
Провожать в поход отряд дружинников вышел весь город.
Из ворот приказа воеводы потянулась колонна всадников. Дружинники, блистая доспехами, смотрели по сторонам, отыскивая, дорогие и любимые лица. Кто-то из провожающих плакал, кто-то махал рукой, желая скорейшего возвращения.
Но основная масса людей пыталась отыскать ответы на вопросы: «Куда идут? Зачем идут?» Впереди первой сотни ехали Данила Савич и его помощники Афанасий и Звяга.
Толпа, так и не получившая ответа, гадала.