Преследуемый Зверем Братвы

Коул Джаггер

Я улыбаюсь. Мой брат не что иное, как ревностный защитник своей семьи и близких. Но я тоже. Вполне логично, что мы родственники.

Я не могу сейчас, но я действительно в безопасности. Я вне опасности.

Ты уверен?

Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.

Никаких обещаний.

Я ухмыляюсь.

Люблю

тебя. Все остальные в безопасности?

Так оно и есть. И я тоже люблю тебя, Нина. У тебя есть защита?

Я улыбаюсь. Он имеет в виду пистолет. Но когда я смотрю на Костю, лежащего на кровати, как какой-то огромный, мускулистый воин-викинг, я краснею. Да, конечно, знаю.

ДА. Я скоро свяжусь с вами.

Будь осторожна, Нина. Мы выясним, кто это сделал, и я уничтожу их.

Я кладу трубку и прижимаюсь к Косте.

— Твой брат очень заботится о тебе.

— Он защищает свою семью. Ревностно.

— Хорошо, — рычит Костя. — Этим в нем я восхищаюсь.

Мои губы кривятся. Вопрос, который неделями вертелся у меня в голове, витает на поверхности. Но я боюсь спрашивать об этом, потому что боюсь того, каким может быть ответ.

— Костя…

— Для начала ты хочешь знать, почему я охотился за тобой.

Я киваю.

— Нина, перед вечеринкой, когда я схватил тебя… — он хмыкает и качает головой. — Я не знал, кто ты… Я имею в виду…

— Ты не знал, что я девушка из московских трущоб.

— Нет, — рычит он. — Тогда ты была ребенком. А теперь ты… — он ерзает, и низкое рычание грохочет в его груди. — Ты повзрослела.

Я ухмыляюсь.

— Ты заметил это, не так ли?

Его рука скользит по моей спине, чтобы крепко обхватить мою задницу. Крепко прижимая меня к себе, и я хнычу, чувствуя, как его член слегка утолщается.

— Да, ангел, — стонет он. — Я заметил.

Я поворачиваю голову, вытягивая шею, чтобы медленно поцеловать его. Его руки скользят по мне, но я хихикаю и отстраняюсь.

— Э-э-э, я хочу это услышать.

Он хмурится.

— Ты уверена?

— Да. — Я сглатываю и киваю.

— Я собирался взять тебя в ту ночь, чтобы отомстить. Возмездие. Твоя семья забрала у меня кое-кого. Ты была взаимным ответом.

Мои брови нахмурились.

— Кто…

— Федор Кузнецов.

Я напрягаюсь. Мое сердце колотится, а рот сжимается.

— Как ты…

— Он вырастил меня.

Я отстраняюсь. Я сажусь на кровати, поворачиваюсь и прижимаю колени к груди. Я смотрю на Костю. Я вижу беспокойство на его лице, он знает, что это значит для меня услышать. Но он также знает, что это должно быть сказано.

— Он что?

— В Москве

я тоже был в системе, как и ты. Мои родители оставили меня в участке, и меня отвезли в дом для нежеланных мальчиков. Его лицо темнеет. — Это было… не очень хорошее место. Но однажды пришел человек.

— Федор.

Он кивает.

— Он был суровым человеком. Временами жестоко. Порочный. Но он дал мне и еще одному мальчику новую жизнь: дом, крышу над головой, еду. Он дал нам возможность.

— Чтобы сделать что?

— Станьте для него солдатами. Сражаться и вырваться из этого мира, то что нам было нужно.

Я киваю. Моя рука скользит в его.

— В Москве была тяжелая жизнь.

— Dа, — тихо рычит он. — Да, так оно и было.

— Значит, он забрал тебя из приюта и… Я хмурюсь. — Сделал вас солдатами?

Он кивает. Когда я хмурюсь и молчу, он хмурится.

— Что?

— Ничего, просто…

— Говори.

— Кажется это немного манипуляторным, немного жестоким?

— Жестоко было бы оставить нас с Дмитрием в приюте, чтобы нас выбросили на улицу в качестве мяса для хищников. — Он хмурится.

Мое сердце сжимается, и я сжимаю его руку.

— Мне очень жаль, Костя.

— Но ты думаешь, что Федор использовал нас?

— Да, я думаю. — Я киваю.

— Ты его не знали. — Он отводит взгляд.

— Я знаю его наследие.

— Что? — Он бросает взгляд на меня, хмурясь.

— Я знаю о путь разрушения и разбитых жизнях, которые он оставил после себя, еще до того, как нашел тебя и…

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — сердито бросает он. Я вижу боль в его глазах. Я вижу за ними войну. знаю, что человек, которого он защищает, был жестоким, но защищаю его, потому что это единственная семья, которую Костя когда-либо знал.

Я знаю эту внутреннюю войну, потому что у меня была такая же внутренняя война с Богданом.

— Послушай, я знаю, что происходит у тебя в голове.

— Сомневаюсь в этом.

Я холодно смеюсь.

— Ты единственный, у кого сломанное прошлое и жестокий псевдо-отец? Ты хоть представляешь, как часто я говорила учителям в школе, что споткнулась или что это был несчастный случай? Сколько раз я говорила себе, что мой приемный отец действительно любил меня, просто ему со многим пришлось стукнуться?

— Федор не был тем человеком, от которого я тебя освободил. — Костя поджимает губы.

— Ты прав, это не так, — огрызаюсь я. — Он был хуже. По крайней мере, в случае с Богданом оскорбления и все дерьмо были прямо на поверхности. Федор использовал тебя, Костя. Он сделал из тебя бойца и солдата, чтобы…

— Сделать меня мужчиной! — рычит он.

— Или использовать тебя как гребаное пушечное мясо! Как щит!

С рычанием он соскальзывает с кровати и встает. Он ходит по комнате, сердито глядя на меня и стиснув зубы.