Преследуя Аделайн

Карлтон Х.Д.

— Потому что мне интересно, понятно? Я познакомилась с сыном Фрэнка, — признаю я. — Он говорил со мной о Джиджи. Он вспомнил ее и рассказал кое-что интересное об азартных играх Джона.

Я не признаюсь, что расследую ее дело. Я бы предпочла, чтобы она предположила, что у нас случайно возникла связь и мы говорили об этом, не более того.

— Как ты вообще вступила в контакт с человеком такого социального положения? Боже, Адди, пожалуйста, скажи мне, что ты не продалась ему.

Мне в рот может залететь муха, а я и не замечу. Мой рот открыт, и все, что я чувствую,

это боль.

— Почему… почему ты думаешь, что я когда-нибудь сделаю что-то подобное? — спрашиваю я медленно, в моем тоне явно слышится боль в сердце. Я не могу скрывать это — не тогда, когда моя мать только что обвинила меня в проституции.

Она снова молчит, и мне интересно, поняла ли она, что зашла слишком далеко.

— Ну, тогда как ты с ним познакомилась? — наконец спрашивает она, уклоняясь от вопроса, на который я бы очень хотела знать ответ.

Я фыркаю, решив оставить все как есть. Неважно, почему она так думает, важно, что она так думает.

— У Дайи есть друзья в высших кругах. Мы встретились на званом ужине, и он сказал, что я выгляжу знакомой, я рассказала ему, с кем я связана, и он связал меня с этим. — Вру я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Дайя вскидывает бровь, но ничего не комментирует.

Мне кажется, что в мою грудь вонзилась стрела — ощущение тугое и острое.

— Твоя бабушка сказала, что Джон поставил их в опасную ситуацию своими азартными играми, но незадолго до смерти Джиджи все вроде бы улеглось. Он засиживался допоздна и приходил домой раздраженным, чтобы поругаться с Джиджи по любому поводу, на который он был зол в тот день. Фрэнк был губкой для их отношений. Поскольку их брак не удался, я думаю, что несколько раз он оказывался в центре событий. Мама рассказала об одном инциденте, произошедшем за некоторое время до смерти Джиджи, когда они с Фрэнком поссорились. Мама не очень хорошо помнила, что произошло, только то, что Фрэнк схватил Джиджи, повалил ее на землю и сказал что-то о предательстве. Это все, что я знаю. — Объясняет она жестко, как будто читает стих из Библии.

Это было ее извинение. И хотя сжатие в моей груди не ослабевает, я все равно принимаю его.

Я размышляю над этим, мне интересно, почему Фрэнк так расстроился из-за того, что Джиджи изменила Джону. Возможно, потому что Фрэнка часто ставили в центр, он устал от этого. Поведение Джона неуклонно ухудшалось, и, похоже, это началось, когда отношение Джиджи к нему изменилось после того, как она начала влюбляться в Роналдо. Возможно, Фрэнк винил Джиджи в поведении Джона и в том, что он теряет своего друга из-за опасной зависимости.

— Еще один вопрос, — говорю я, чувствуя, что ей нужно повесить трубку. Она позвонила, чтобы спросить об ужине на День благодарения, а ее втянули в откровенный разговор с дочерью. — Ты помнишь, как бабушка все время поднималась на чердак? Ты знаешь, почему она это делала?

— Да. Когда я была маленькой, она уходила туда, чтобы побыть одной. Я не знаю причины, она только говорила, что туда она ходила подумать. Нам никогда не разрешали туда подниматься. Почему ты спрашиваешь?

Мое сердце проваливается в желудок, когда

в него вторгается ненужная мысль.

Мне неловко рассказывать ей о том, что я нашла. Поэтому вместо этого я пожимаю плечами и говорю:

— Мне показалось, что я вспомнила, что она часто туда поднималась, но не была уверена. Просто любопытно.

— Ладно, если это все, то мне нужно приготовить ужин для твоего отца. Я напишу тебе подробности. — Говорит она.

— Пока. — Ворчу я, вешая трубку.

— Что она сказала? — Тихо спрашивает Дайя, но я знаю, что она на самом деле спрашивает. Что сказала моя мама, чтобы я выглядела такой чертовски раненной.

Я насмехаюсь.

— Она подумала, что я могла переспать с Марком.

Ее рот опускается, но она быстро поднимает его обратно.

— Это ужасно, Адди. Мне так жаль. — Сзвиняется она, ее лицо искажается от сочувствия. У Дайи всегда была прекрасная семья, но она достаточно долго была рядом, чтобы понять, каково расти с моей матерью.

Я машу рукой.

— Она говорила и похуже.

— Что она сказала о Фрэнке?

Я повторяю все, что сказала мне мама, и когда я заканчиваю, она просто смотрит на меня расширенными глазами. У нее была такая же реакция, когда я рассказала ей, что узнала от Марка о Роналдо и Джоне.

— Все, что я знаю, это то, что Джиджи начала много дерьма, влюбившись в Роналдо. — Заканчиваю я со вздохом.

Дайя закатывает глаза.

— Кстати, о преследователях… ты не собираешься рассказать маме о Зеде?

Я бросаю на нее взгляд.

— Это все равно, что спросить, собираюсь ли я рассказать ей о том, как однажды я позволила парню трахнуть меня пальцами посреди концерта.

Она фыркает.

— Да, ладно, ты выиграла. — В ее зеленых глазах мелькает нерешительность, и я знаю, какой вопрос сейчас прозвучит. Я выпрямляю позвоночник, готовясь к нему. — Он больше ничего не сказал о том, чем он зарабатывает на жизнь? Или почему он связан с Марком?

Этот последний вопрос как раз то, почему я не могу сказать ей, кто такой Зед. Он сказал, что никто больше не знает о Марке и о том, чем он на самом деле занимается, кроме нескольких человек, которые ему помогают.

Я качаю головой, отказываясь озвучить свою ложь.

Дайя кивает, принимая мой ответ без раздумий, и чувство вины, живущее во мне, становится почти невыносимым. Я солгала ей в лицо, а она даже не усомнилась в этом.

Она наливает рюмку рома и протягивает ее мне.

— Вот, это поднимет тебе настроение. Предварительная игра перед карнавалом с привидениями — это как закон.

Я принимаю ее и выпиваю ее залпом. Когда я опускаю рюмку, улыбка возвращается на мое лицо. Алкоголь не излечит чувство вины, но, по крайней мере, я больше не злюсь из-за того, что мама назвала меня проституткой. Она фыркает, когда видит мое лицо.

— Как ты думаешь, какими будут дома с привидениями в этом году? — спрашивает она, нанося на веко немного мерцающих коричневых теней.

Она будет выглядеть опасной, когда закончит. Тени подчеркнут ее шалфейно-зеленые глаза до опасного уровня и привлекут всех монстров.