Преследуя Аделайн

Карлтон Х.Д.

Я была счастлива. Моя жизнь была скучной, но счастливой.

А теперь мой собственный преследователь учит меня приемам самообороны. Не против себя, а против своих врагов. Ирония не пропала для меня, в отличие от моего успеха в том, что меня не задушили до смерти.

— Это все твоя вина, знаешь ли. — Шиплю я, пот капает мне на глаз. Ожог ничтожен по сравнению с огнем, бушующим в моей груди.

Зед замирает, и его глаза внимательно изучают меня.

— Правда? — возражает он.

— Ты притворяешься, что я тебе не безразлична, или что ты убеждаешь себя, что чувствуешь ко мне, но я была в опасности из-за тебя. Ты ведь знаешь

это, правда. Марк никогда бы не пришел…

Он делает шаг ко мне, и мой рот непроизвольно закрывается. Его присутствие имеет силу и заставляет меня прогибаться под него. Хочу я этого или нет.

— Не притворяйся, что трах с Арчи был бы концом. Этот человек втянул бы тебя в жизнь, полную боли и страданий, а Марк и все остальные стояли бы в стороне, пока Арчи уничтожал бы тебя изнутри. Я спас тебя от такой жизни.

Я рычу.

— Но он бы не пришел за мной, если бы ты не убила Арча.

— Ты права, и это была моя ошибка — не убрать Марка, когда я расправился с остальными членами семьи Арчи. Но я не собираюсь извиняться за то, что я сделал. Если бы я оставил вас с Арчи наедине, ты бы пострадала и была травмирована, и я бы все равно убил его. Если бы я не убил его за то, что он прикоснулся к тому, что принадлежит мне, я бы убил его за то, что он причинил боль тебе. Судьба Арчи была предрешена в тот момент, когда он вел тебя по лестнице.

— Ты травмировал меня.

Он наклонился и прошипел:

— Пистолет в твоей киске, конечно, травмирует, маленькая мышка, но только потому, что я использовал его, чтобы заставить тебя кончить, а не чтобы заставить тебя истекать кровью.

Я огрызаюсь, отказываясь признавать это.

— А Марк? Я бы никогда не попала в его поле зрения.

— Ложь, — огрызается он. — Марк появился в «Бейли» не из-за меня, Аделайн. И он не сидел там, где ему открывался прекрасный вид на тебя, из-за меня. Я не привлекал к тебе никакого внимания и делал все возможное, чтобы он отвлекся, но я не могу контролировать блуждающий взгляд мужчины. Даже если ты на десяток лет старше его обычного вкуса.

Я уклоняюсь, отвращение глубоко скручивается от его намека.

— Ты знал, что я была там, — предполагаю я. — И ты знал, что он направляется туда? Так почему бы не перенаправить его в другое место?

Его позвоночник выпрямляется.

— Ты думаешь, я владею магией и могу повлиять на человека, чтобы он делал все, что я скажу? С сожалением должен сообщить тебе, что не могу.

Я поджимаю губы от снисходительности в его тоне.

— Я пытался, но Марк настойчиво хотел пойти в «Бейли», а попытки заставить его пойти в другое место вызвали бы только подозрения. — Он делает еще один шаг ко мне, прижимая меня к стене моей спальни. — И это последнее, что мне нужно, когда доверие Марка ко мне, означает спасение жизни. Потому что ты знаешь, что я могу сделать, маленькая мышка? Я могу защитить тебя. И я могу научить тебя защищать себя. Но те дети и девочки, которые находятся в плену? У них сейчас нет такой привилегии.

Мои глаза опускаются к пальцам ног, и все, что мне удается почувствовать, — это стыд. Он поднимает мой подбородок пальцем, и я слишком погружаюсь в размышления, чтобы бороться.

— Тебе позволено злиться и расстраиваться из-за своей ситуации. Ты даже можешь злиться на то, что я преследую тебя. Жизнь часто лишает тебя власти, но что ты можешь контролировать, так это направлять вину в нужное русло. Не перекладывай

на меня дурные намерения, Марка и других людей, когда я делал все возможное, чтобы оградить тебя от них. То, что мы делали всю неделю, это чтобы обезопасить тебя. Так что ты можешь либо перенаправить все усилия, которые ты тратила на то, чтобы вести себя как скотина, и применить их на что-то полезное, либо продолжать быть бессильной в ситуациях, которые подбрасывает тебе жизнь. Выбирай, детка, потому что я не собираюсь продолжать принимать такие решения за тебя.

Я уже забыла, каково это — когда тебя ругают, как ребенка. Моя мама часто так делает, но, учитывая, что это все, что она когда-либо делала, это было не столько похоже на ругань, сколько на обычный разговор с ней.

А сейчас? Я чувствую себя просто маленькой и согнутой, как лист бумаги, зажатый в кулаке Зеда. Гордость бьется об это чувство, и я не хочу ничего, кроме как влепить что-нибудь умное в ответ и удержать свое достоинство.

Но я бы только доказал, что он прав. Он будет смотреть на меня с превосходством, а я буду только еще больше прогибаться под него.

— Ладно, — сдаюсь я. — Хорошо. Тогда я просто буду злиться на тебя за то, что ты мерзавец. — Я делаю паузу, ненавидя эти слова, но зная, что они должны быть сказаны. — Мне жаль, что я неправильно переложила вину, но мне не жаль той взбучки, которую ты сейчас получишь.

Он подавляет улыбку, но не может сдержать эмоций в своих глазах цвета инь-янь. Гордость. Развлечение. Что-то более глубокое и гораздо более страшное, чем рука Зеда, обхватившая мое горло.

Я не даю себе времени на панику, не отдаюсь жару, который он вызывает, я просто позволяю своему телу взять верх. Я делаю рывок влево, обрушивая свой локоть на его вытянутую руку, прежде чем он успевает моргнуть.

Его хватка ослабевает. И я пользуюсь моментом, выливая все свое разочарование на свои конечности. Я не могу ненавидеть его за неуместную вину в смерти Арча или блуждающий взгляд Марка, но я могу использовать это против него по-другому. В том смысле, который имеет значение.

Я сжимаю кулак и с размаху бью его в лицо, а затем врезаюсь локтем прямо в его нос.

Его голова откидывается назад как раз вовремя, мой локоть бьет точно, но едва ли достаточно, чтобы одарить его окровавленным носом.

Он отпускает меня, и я чувствую, что наконец-то могу дышать. Не потому, что он сжимал достаточно сильно, чтобы действительно задушить меня, а потому, что я наконец-то преуспела.

Он хихикает, глубоко и низко, отходя от меня. Этот ублюдок не выглядит ни капли взволнованным, но я решила не зацикливаться на этом. Если я сосредоточусь на том, что я не сделал, то только лишу себя силы.

— Вот так. Это было действительно хорошо, детка.

— Не называй меня так. — Бормочу я, но на самом деле я чувствую, как в глубине моей грудной клетки раздувается гордость.

— Или что? — бросает он вызов. Я вздыхаю, не в силах сейчас спорить с Зедом. Мне нужен горячий душ, а потом я хочу долго отмокать в ванне. Я отказываюсь мыться, не смыв с себя грязь и копоть. Мне не нравится часами плескаться в собственной грязной воде.

Он занимается со мной еще час, заставляя меня выполнять движения снова и снова, пока я не задыхаюсь, а у него под глазом не образуется синяк.

Каким-то образом это делает его еще сексуальнее, и я хочу ударить его по лицу в десятый раз и все снова и снова за это.