Пресс-центр
Шрифт:
Как-то раз Фрэнк, улыбнувшись, заметил:
— Папа, а почему ты обходишь вопрос о любовных делах Онассиса?…
— Аристотель любил и Грету Гарбо, и великую певицу Марию Каллас, и Жаклин, и прекрасную балерину из труппы Анны Павловой, но позволил себе все это только после того, как стал могучим человеком, а он стал таким, когда ему исполнилось тридцать…
Фрэнк рассмеялся.
— Папа, ты плохой воспитатель… Нельзя лгать ученикам… Ведь Онассис впервые согрешил с дочерью служанки в доме отца, когда ему только-только стукнуло одиннадцать…
— И ты веришь россказням
— Папочка, мне об этом говорил сам Аристотель… Он даже сказал о том, как его отец заметил: «Спи только с теми, сынок, связь с которыми не принесет ущерба твоей карьере…»
— Не кощунствуй! — возмутился старший По. — Он не мог тебе сказать этого! Ты еще мал, не дорос до того, чтобы Аристотель пустился с тобою в такие откровения!
— Мне двадцать пять, папа, в этом возрасте Онассис уже ворочал делами.
— А ты для меня и в пятьдесят останешься ребенком!
— Не быть мне тогда Онассисом.
— Не быть, — согласился отец. — Таких, как он, бог дарит Греции раз в столетие…
"Этот семидесятилетний, — думал Фрэнк, чувствуя, что подходить еще рано, секунд сорок в запасе, а то и сорок пять, — чем-то он похож на Онассиса, только тот был коротышкой, а седой красавец высок, как Ланкастер… В конечном счете, — услышал он свой голос и отметил, что в голосе была тревога, — Онассис тоже имел дело с такого рода типами, мафия, ясное дело, но, черт побери, не нам же заниматься черновой работой; я не намерен никого ни к чему принуждать, я имею дело с идеей, с прекрасной идеей нашей свободы, ей я служу, если кто-то мешает, его надо уметь заставить отойти с дороги, и все… Шеф не сказал мне, кто этот человек, тоже конспиратор, будто у меня две извилины… Но ты сейчас захотел выпить, — понял он себя, — отчего тебе захотелось выпить? И не просто так, как это принято, взял скоч 29 со льдом и тяни его весь вечер, подливая соды, а по-настоящему, тягучим, длинным глотком…"
29
Шотландское виски.
— Добрый вечер, у вас свободно? — спросил Фрэнк, подойдя к седому.
— Вообще-то я жду гостя…
— Вот как… А я только что приехал из Стамбула…
— Так присядьте… Выпейте чашку кофе…
— И привез привет и письмо от Казема…
— Я так и понял, что это вы… Меня зовут Пьер Ниссо…
— А меня Якуб Назри.
— Очень приятно, — ответил Ниссо и обратился к Фрэнку на великолепном турецком.
Фрэнк покачал головой.
— Я родился на Кипре, жил в греческой общине.
Ниссо заговорил по-гречески; словарный запас его был не очень велик, но произношение отменное. Фрэнк ответил ему на смирнинском диалекте; отец не разговаривал с ним дома по-английски; ему подавали только греческую еду, вино тоже.
Ниссо удовлетворенно кивнул, закурил тонкую черную сигарету, спросил:
— Что будете пить?
— Виски.
— Со льдом?
— Нет, чистое.
— О'кэй.
— Нахожу.
— Помоем руки?
— Непременно.
Они спустились в полуподвал, там возле будки телефона-автомата были уборные; они вошли в тесную комнатку, Ниссо запер дверь, пустил воду и сказал:
— Ну, что у вас, давайте.
Фрэнк молча протянул ему фотографии.
Ниссо глянул на них мельком, смазал, что называется, вернул Фрэнку.
— Я знаю этих людей, и в нашей картотеке есть фотографии лучшие, чем ваши, слишком контрастны, сделаны на черно-белой пленке. Где они?
— На рю Вашингтон до девяти. Потом будут на рю Муффтар, в критском ресторане…
— Хорошо… Теперь о деле… Я имею в виду наше дело, мистер Назри… Мои друзья заинтересованы в приобретении пяти миль пляжа вдоль по берегу Параны в Парагвае…
— Вас интересует финансирование?
— Нет. Эти земли принадлежат «Юнион пасифик»… Они в запустении. Надо, чтобы ваши друзья подействовали на боссов этого концерна. За ценой мы не постоим.
— Считайте, что вы приобрели эту землю.
— О'кэй. Мои друзья будут удовлетворены таким ответом.
Ниссо достал из внутреннего кармана пиджака портмоне, плоское, черепаховое, легко, жестом провинциального фокусника открыл его, достал листок тонкой бумаги.
— Прочитайте и подпишите, — сказал он.
Фрэнк пробежал текст:
«Мои друзья, а по их поручению я, гарантируют, что земля по реке Парана в Парагвае, находящаяся ныне во владении фирмы „Юнион пасифик“, будет продана в течение ноября-декабря сего, 1983 года тому, кто предъявит эту бумагу».
— У меня нет ручки.
— У меня есть, — и Ниссо протянул Фрэнку «паркер».
Фрэнк подписал так, чтобы не коснуться бумаги пальцами. Ниссо покачал головой.
— И оттисните два пальца подле вашей подписи, Назри. Бумага соответствующим образом обработана, доказательство должно быть абсолютным.
Фрэнк вспомнил слова шефа о том, что надо выполнять любые условия того, кто с ним встретится, подумал, что это мелко, надо иметь дело с теми, кто верит слову, а не требует отпечатка пальца; как преступники, ей-богу, ничего себе агентура!
Ниссо помыл руки, брызнул чуть-чуть воды на лацкан, всего две капли, но так, чтобы они были заметны, стряхнул несколько капель на левую брючину, вышел из туалета, снял трубку телефона и, закрыв собою диск так, чтобы Фрэнк не мог видеть цифр, набрал номер.
— Алло, это я. Видимо, задержусь к началу оперы, поезжайте без меня, ясно?
86
26.10.83 (18 часов 33 минуты)
— Да, месье Назри, я понял.
Человек положил трубку телефонного аппарата, сделанного под старину — медь и поддельный янтарь, — рывком поднялся и пошел в темную спальню, прокуренную так, что воздух был горько-кислым.
На огромной кровати лежал маленький длинноволосый парень; лицо его было до того веснушчатым, что казалось, на дворе апрель, а не октябрь.