Преступление без наказания: Документальные повести
Шрифт:
Но об этом в следующем очерке.
Конечно, писалась эта заметка на войне, для газеты, на волне патриотических чувств и ненависти к врагу. И заговорил в Гумилеве евразиец, потомок Чингисхана. Хотя его размышление перекликается с ахматовским: «Дикость русских и их терпение перебили культуру немцев в войне».
В абсурдистской пьесе майора Бурдина все это заняло важное место, за неимением других улик.
Вопрос. В своих записях причины поражения фашистской Германии вы объясняете
Ответ. Рассуждения, приведенные в этих моих записях, являются путаными, однако ничего предосудительного, а тем более антисоветского в них, по-моему, нет.
В. Не выкручивайтесь, Гумилев, в своих записях вы умышленно игнорируете действительные причины, победы СССР в войне с фашистской Германией. Это факт — и вам придется его признать.
О. Признаюсь, что причины, победы СССР в войне с фашистской Германией я действительно объяснял с вражеских позиций. Я игнорировал ее гнилость и не считал за причину победы СССР наличие у него передового государственного и общественного строя и Красной Армии. Русских людей в этом своем очерке я представил такими, для которых якобы не существует понятие советского патриотизма, а их победу объяснил только наличием у них примитивных качеств любви к своему и уважению к чужому. Я разделял взгляды некоторых фашиствующих философов.
Еще одним литературным произведением, которое вызвало интерес следователя, была пьеса, сочиненная Львом в Норильском лагере, о ней, видимо, доложили в свое время лагерные стукачи. Пришлось признаться: да, сочинил, нечто вроде пьесы, в ней главный персонаж, студент, сталкивается с трудностями советской жизни, с профессором-марксистом и органами ГБ, представленными в мифическом образе Сатаны.
Не скрывал он и свой грех несогласия с партийным постановлением, касавшимся его матери:
— Я неоднократно осуждал это решение и заявлял, что теперь настоящему писателю делать нечего, ибо нужно писать, как приказывают, по стандарту.
Особенное возмущение майора Бурдина вызвало полное равнодушие Гумилева к святцам советского человека — марксизму-ленинизму, не иначе как следователь был еще и партийным пропагандистом в своем ведомстве.
Скажу правду, что об основах марксизма-ленинизма я имею чрезвычайно скудное представление, и получилось так потому, что на указанные предметы учебного плана я всегда смотрел как на такие, которые по обязанности должен сдать, но не обязан знать. В практике своих занятий по истории я всегда придерживался взглядов, что историк должен рассматривать явление сугубо объективно, а не с позиции своих партийных воззрений. Партийность, как полагал я, искажает историческую правду.
«И, таким образом, придерживался взглядов тех врагов Советской власти, — вписывал от себя в протокол майор-следователь, — которые, разглагольствуя о мнимой объективности, пытаются под этой ширмой протаскивать различные лженаучные „теории“…» Не мог же сам Лев Гумилев изрекать такую галиматью!
Он между тем умудрялся заниматься научным творчеством даже в тюрьме. Другого времени и места для работы у него не было, а идеи, которые распирали его, требовали выхода немедленно. Именно здесь, в самых неподходящих условиях, он продумывал
«Там раздумья о научных проблемах были предпочтительнее мыслей о личных обстоятельствах, — вспоминал он позднее. — Луч света проходил сквозь маленькое окошко и падал на цементный пол. Свет проникал даже в тюрьму. Значит, — подумал я, — и в истории движение происходит благодаря какой-то форме энергии». Он не мог не помнить поэтического озарения своего отца и теперь переводил его в своем сознании на язык науки:
Убивая и воскрешая, Набухать вселенской душой — В этом воля земли святая, Непонятная ей самой.На календаре уже 1950-й. А в следствии творится что-то странное, его срок все продлевается и продлевается, месяц за месяцем, без всякой видимой причины — ведь ничего нового в деле уже быть не может. Бурдин сводит воедино, перепечатывает старые протоколы допросов, почти один к одному, проставляя в них новые даты. Потом его вообще заменяют: 10 февраля дело принял подполковник Степанов и — сказка про белого бычка! — все начал сначала.
Объясняется пробуксовка тем же, что и в случае с Пуниным: Гумилев еще нужен — для ареста его матери. 31 марта выходит постановление: выделить из его дела в особое производство материалы в отношении Ахматовой.
После того как Степанов опросил Гумилева о всех его родственниках, друзьях, любовницах и знакомых, следствие опять забуксовало. Протокол допроса 5 апреля — точное воспроизведение протокола допроса 18 января, которое, в свою очередь, копирует предыдущие протоколы. Степанов переписывает Бурдина, как тот переписывал самого себя.
И вот уже, словно черт из табакерки, в деле возникает третий следователь — капитан Меркулов. И начинает переписывать протоколы Степанова, списанные у Бурдина. Но все более смещает акцент — для выявления Ахматовой как врага народа. Тактика капитана Меркулова выражалась в том, что он ставил Гумилева на «стойку», то есть заставлял стоять по стойке «смирно» с десяти часов вечера до пяти утра. А сам в это время либо читал, либо делал что-то свое. Но иногда вдруг словно просыпался и злобно накидывался:
— Что она жгла? — имелись в виду бумажки, которые сжигала Ахматова в пепельнице. Даже за пепел ее бумаг Лев должен был отвечать!
Держат в Москве, не отправляют в лагерь Пунина, замерло следствие по делу Льва Гумилева. Почему тянут? Ждут команды.
Ахматову — арестовать!
В это время кремлевский усач сам пожаловал к Ахматовой — вырос монументом в огражденном железной решеткой Шереметевском саду, серый истукан в военной фуражке и шинели до пят, одна рука тычет куда-то в небо, другая лезет в карман, будто за револьвером. Вождь встал под ее окнами, к своему семидесятилетию, как надзиратель или вертухай.
И она пожаловала ему к юбилею царский подарок — верноподданническую оду, озаглавленную — «21 декабря 1949 года», датой его рождения.
Пусть миру этот день запомнится навеки, Пусть будет вечности завещан этот час. Легенда говорит о мудром человеке, Что каждого из нас от страшной смерти спас…Если вдуматься, двусмысленные получились строчки, с подтекстом: о мудром человеке говорит легенда, а как оно было на самом деле? Язык не обманешь.