Преступление французского кафе (сборник)

Ван Дей Фредерик

Веннер, вернувшись в комнату, увидел, что Дейв Килгор сидит на краю стола с фальшивой бородой в руке, и лицо его при этом выражает и злобу, и подозрительность.

– Ловко… Чертовски ловко, – промолвил он, когда вошел Веннер. – Говорю тебе, Руф, за этим человеком нужно следить. Мы должны его опасаться. Постоянно опасаться! Я даже не знаю, правду ли он тут говорил или сказки плел.

– Пф! – презрительно фыркнул Веннер. – Конечно же правду.

– Не уверен… Совсем не уверен, – мрачнея, сказал Килгор. – Еще раз говорю, за ним нужно следить,

а нам следует все время быть начеку. Ставки слишком высоки, чтобы позволить Нику Картеру испортить игру.

– Есть только один способ помешать этому, – со зловещей уверенностью промолвила Сервера.

– Убить его?

– Да. Отнять у него жизнь, – прошипела танцовщица сквозь зубы. – Вы, глупцы, сегодня не сделали этого, хотя даже по закону имели на это право.

– Ничего, будут еще ночи, – решительно произнес Килгор.

Глава VIII

Труп в парке

– Что там происходит, Ник?

– Где?

– В парке.

– Хм. Явно что-то случилось. Пойдемте посмотрим, Чик.

Дело было в понедельник вечером, спустя почти две недели после описанных выше событий.

По меньшей мере одно из предложений Дейва Килгора было принято, поскольку его банда стала вести себя настолько осторожно, что сыщики за это время не смогли найти ничего обличающего их в преступных деяниях. Несмотря на бдительность и колоссальные усилия, ни Нику, ни Чику не удалось раздобыть новых улик.

Килгор и Столл как сквозь землю провалились.

Труппа Большого варьете закончила сезон и была распущена на отдых. Сеньора Сервера по-прежнему жила в загородном доме. Веннер наведывался к ней довольно часто, но ни членов «бриллиантовой банды», ни вообще посторонних людей сыщики там не видели ни разу.

Руфус Веннер, как обычно, занимался своими делами и никаких подозрений не вызывал. Время от времени он наведывался к Нику, чтобы справиться об украденных бриллиантах, и выражал надежду, что их все же удастся разыскать, но ни разу ничем не подтвердил подозрений Ника относительно его участия в этом деле.

Однако Ник был слишком опытен и умен, чтобы давить на него или пытаться выведать что-то расспросами, рискуя раскрыть собственные карты. По правде говоря, знаменитый сыщик оказался в затруднительном положении, поскольку был уверен, что под прикрытием кражи бриллиантов тайно ведется очень серьезная игра, но не мог найти даже ничтожной зацепки.

Подобное положение вещей было для Ника непривычным, что порядком раздражало его, ибо указывало на то, что ему противостоят достойные противники. Да и то, что за последние десять дней все усилия были потрачены впустую, отнюдь не радовало его. Все это придавало ему суровой, непоколебимой решимости докопаться в этом деле до подноготной.

В этот понедельник, когда Ник и Чик шли через Центральный парк, внимание последнего привлекла небольшая группка людей на одной из дорожек парка в некотором отдалении от улицы. Среди них стоял полицейский,

и все они, похоже, рассматривали что-то на земле.

– Похоже, тело женщины, – заметил Ник, когда они с Чиком вошли в парк. – Здесь офицер Фогерти… Точно, это женщина.

Оба сыщика поспешили к месту происшествия, и полицейский, сразу узнав Ника, уважительно взял под козырек.

– Что случилось, Фогерти? – спросил Ник.

Фогерти указал на неподвижное тело на земле и коротко произнес:

– Мертва. Ее нашли только что.

– Фогерти, уберите людей, – сказал Ник, кивнув на десяток человек, стоявших рядом. – Посмотрим, что здесь можно сделать.

Тело принадлежало не женщине, а девушке лет восемнадцати. Она лежала на боку на траве и явно упала со скамейки, на которой отдыхала и на которой все еще оставалась ее соломенная шляпка. На девушке было вполне приличное темно-синее платье, черты ее почти детского лица говорили об уме и утонченности.

Рядом с ней лежал кусок коричневой оберточной бумаги и пара ярдов бечевки, явно снятые с небольшой квадратной коробки, которую несчастная выронила, когда ее сразила внезапная смерть.

Окинув место происшествия быстрым цепким взглядом, Ник присел рядом с девушкой и взял ее за запястье, чтобы проверить пульс.

– Мертва, – сказал он Чику, который стоял рядом с ним. – Но рука еще теплая. Она умерла несколько минут назад.

– Сердечный приступ? – предположил Чик.

– Не думаю.

– Почему?

– Она не похожа на больного человека. Не худа, полные щеки. Судя по всему, у нее было отменное здоровье.

– И все-таки она умерла.

– Несомненно.

– Красивая девушка.

– Очень красивая. Проверьте, не написано ли что-нибудь на этой бумаге.

– Ни строчки.

– Дайте-ка мне. Что это? Ряд дырочек от булавки.

– Черт возьми, да!

– Возможно, она проколола их шляпной булавкой, пока сидела на скамейке. Смотрите, булавка все еще в шляпке.

– Вижу. Что дальше, Ник?

Ник, не вставая, поднял бумагу и посмотрел сквозь нее на небо.

– Нет, проколы неодинаковые, – заметил он. – Я думал, их сделали специально и, возможно, они составляют какое-то слово или предложение.

– Но ничего такого, да?

– Да. Она явно прокалывала бумагу, когда ей нечем было заняться.

– Рядом, почти под ней, лежит какая-то коробка. Наверное, с нее она и сняла эту оберточную бумагу.

– Я вижу, – кивнул Ник. – Ну-ка помогите, Чик, посмотрим на эту коробочку.

Сыщики аккуратно передвинули безжизненное тело, и Ник поднял упомянутую коробку.

Это была серебряная коробочка, а вернее шкатулка, примерно четыре на четыре дюйма с узорчатыми стенками, являющими собой переплетение виноградных гроздьев и листьев. Сквозь ажурные стенки просматривалась синяя шелковая подкладка. Шкатулка эта, очевидно, служила для хранения драгоценностей, да и сама явно стоила немало, но на ней не было ни имени, ни других надписей.