Преступление по-китайски
Шрифт:
— Значит, между полуночью и половиной первого, — подсчитал старший инспектор.
— Во всяком случае действие фертекса еще не закончилось, что объясняет и положение тела, — прибавил доктор Гарднер. — Он остался в той же позе, в какой мгновенно забылся глубоким сном. Если бы он засыпал как обычно, то наверняка изменил бы положение и уж точно уснул бы не сидя.
— Ну что ж, — сказал сэр Айвори, после того как Форбс сообщил ему заключения судебного врача, — это проясняет нам кое-что интересное.
— Что же?
— Видите ли, тому или той, кто усыпил Брайана, не было никакого
— Черт возьми, верно! А я и не подумал.
— Стало быть, несчастного опоили снотворным уже в спальне.
— Или он сам его выпил, потому что не мог уснуть, — подхватил Форбс. — Ведь у него были на то причины: любимая изменила, мать после его заявления здорово рассердилась.
— Да нет, дорогой Дуглас.
— Почему же? — удивился старший инспектор.
— Если Брайана усыпил не убийца, откуда он знал, что его жертва глубоко спит и можно свободно нацеливать арбалет, не боясь разбудить спящего? Преступник должен был совершенно точно знать, что Брайан спит беспробудным сном и что сон застиг его в сидячем положении. Я же говорил: преступление было продумано очень тщательно. Убийца все учел заранее.
В эту минуту появился сержант Бронсфилд и передал Дугласу Форбсу, что его просит к телефону королевский представитель в Скотланд-Ярде. Едва старший инспектор успел выйти в вестибюль, как в будуар вошел лейтенант Финдли — в руках у него была пачка писем, найденная в комнате Маргарет Эттенборо.
— Здесь только один отпечаток, на краешке первого письма. Я сравнил его с теми, которые эксперт снял у всех гостей, домочадцев и обслуги замка. Он принадлежит Брайану Уоллесу.
— Что совсем не удивительно и только подтверждает показания Мэтью Эттенборо, — пояснил сэр Айвори.
Он сличил все отпечатки с присущим ему тщанием и согласился с выводами лейтенанта. Вслед за тем вернулся старший инспектор. Выглядел он устало. В самом деле, ему даже не удалось, как обычно, передохнуть после обеда, отчего настроение у него только ухудшилось. А тут еще королевский уполномоченный строго наказал подробно докладывать ему каждый день о ходе дознания, которым очень заинтересовались в Букингемском дворце.
— Представляете? — вздохнул он.
— Ничего странного, — заметил сэр Малькольм. — Уоллесы старейший английский род.
— Это уж слишком! С этим делом на карту поставлена моя карьера! О боже, боже! А вам что здесь нужно, лейтенант?
— Я снял отпечатки, сэр.
— Прекрасно, а теперь ступайте и обыщите комнату Чжана.
— Что я должен искать, сэр?
— Почем я знаю? Идите!
Сыщики устроились за маленьким столиком и принялись читать письма. Все они были написаны мисс Ли, и, кроме коротких фраз, которые все влюбленные в мире посылают друг другу по почте, в них говорилось в основном о трудностях, с какими сопряжена каждая их встреча. Отец мисс Ли и помыслить не мог о том, чтобы его дочь вышла замуж за европейца. А девушка все надеялась, что это у него скоро пройдет. О Брайане она почти не упоминала, только сетовала, что он стал слишком уж часто захаживать к ним в антикварный магазин на Сэквил-стрит. Дальше она прибавляла: «Он собирается переезжать из замка на квартиру в Гринвиче, надеясь — бедняга, — что мы будем там жить вместе. Откладывать больше нельзя — надо наконец дать ему понять, что его любовь ко мне безответна».
— Нетрудно догадаться, какое настроение было у Брайана Уоллеса, после того как он прочел эти письма! — вздохнул Форбс. — Женщины — коварные создания. Вроде как обещают, обнадеживают и в конце концов не оставляют ровным счетом ничего.
— Они оставляют все тем, кому и когда хотят, — возразил сэр Айвори. — Ну а теперь я бы с удовольствием отправился в комнату Чжана и присоединился к лейтенанту Финдли.
— А я-то думал, мы сперва допросим обеих дам, Маргарет и эту китаянку… — буркнул старший инспектор. — Им наверняка есть что нам сообщить, не так ли?
— Но мы уже знаем все, что они могут рассказать. Пощадим их репутацию. Идемте, добрый мой Дуглас, если вам не в тягость одолеть четыре этажа после сытной цесарки госпожи Барнетт.
— Согласитесь, Уоллесы вполне могли бы установить у себя лифт…
— Дуглас! В замке XVIII века?! О чем вы говорите!
На четвертом этаже, должно быть, когда-то проживала многочисленная прислуга. Попасть туда можно было только по служебной лестнице, пройдя через кухни в другой конец здания. Так они вскоре присоединились к лейтенанту Финдли — тот уже начал описывать всю мебель и вещи в комнате Чжана.
Помещение оказалось своего рода мансардой во французском стиле, походившей на студенческую каморку. Узковатая кровать была разобрана. В книжном шкафчике, сколоченном из досок, стояли три десятка книг на китайском. И ни одной на английском, из чего сыщики заключили, что Чжан не разбирал латинские буквы. В углу помещался гардероб с кое-какими вещами — старой охотничьей курткой, желтым полиэтиленовым плащом и несколькими фуфайками из грубой шерсти. На плечиках висела служебная униформа.
В ящике на полу лежала пара сильно стоптанных башмаков и пара резиновых галош. Все было опрятно, хотя и скромно — только самое необходимое. Картину завершал умывальник — на краю лежали кусок дешевого мыла, тюбик зубной пасты, зубная щетка, гребень, расческа и коробочка с помадой для волос.
— Вы наверняка чувствуете то же, что и я, — предположил Форбс.
— Чжан живет как спартанец. Пока это единственное, что можно сказать.
— Но, — возмутился старший инспектор, — Уоллесы могли бы обеспечить ему условия и получше! Тем более что лорд Роберт, насколько мне известно, его усыновил! Это не делает чести столь благородному семейству! Брайан тоже хорош…
— В умывальнике нет горячей воды, — прибавил сэр Айвори. — Вот что самое интересное, хотя и достойно сожаления.
Их беседу прервал лейтенант Финдли.