Преступление победителя
Шрифт:
* * *
Для Арина прибыл еще один предмет одежды. Пара перчаток с отделкой. Тенсен докладывал с помощью узелкового шифра, что Моль обнаружила связь между водным инженером и императорским лекарем. Сарсин сообщала, что положение в Геране ухудшилось. Узелки спрашивали, удалось ли Арину заключить союз с востоком. Они советовали ему возвращаться домой.
Тенсен, несмотря на настояния Арина, что для Кестрел отдельной нити не нужно, все равно сумел ее вплести. «Перволетний день почти наступил, — говорил Тенсен. — Невеста ждет его с нетерпением.
Но Тенсен не знал того, что знал Арин. Не знал, как цинично Кестрел продалась тому, у кого было больше власти. Не видел ее лица, когда она признала за липким столом в таверне свою роль в убийстве стольких людей.
Арин бросил перчатки в огонь кузницы. Он них пошел запах горелой плоти.
Кестрел никогда не получит того, чтобы он был счастлив за нее.
* * *
Несколько дней спустя Рошар пришел снова.
— Это похоже на большой металлический стебель тростника. — Он потрогал пальцем охлажденное изделие, лежащее в открытой форме. — Кажется, я знаю, что ты делаешь, Арин. Не думаю, что у тебя что-то получится.
— Я просил тебя не появляться здесь.
— И разве я не удовлетворил твою просьбу? Заметь, на этот раз я не взял с собой тигра. Ты нервничаешь в присутствии Арина. Видишь, я внимателен ко всем твоим желаниям, даже к тем, которые ты не озвучиваешь.
— Тогда уйди.
— Как вообще ты, маленький раб, дожил до сих пор, если со всеми так разговариваешь? Ты молился своему богу везения? — Рошар вперил в Арина взгляд, задерживая глаза у него на лице. Арину показалось, что его шрам начало покалывать из-за пристального внимания Рошара. — Тебе повезло больше, чем мне.
Рошар был прав: Арин не должен был выжить, особенно учитывая его талант говорить то, что говорить не стоило. Арин спросил:
— Ты был с Ришей, когда ее забрали?
— Нет. — Однако на самом деле ответ Рошара прозвучал как «да».
— Ты тогда же попал в рабство?
— Я тебя убью.
— Зачем ты приходишь сюда, если не потому, что я говорю то, чего не скажут другие?
— Зачем я прихожу, — отозвался Рошар, — так это затем, чтобы ты обвинял меня. Именно этого другие не сделают. Особенно мой народ, который считает меня жертвой. И уж тем более королева: она — никогда.
— Обвинял тебя в чем? В том, что ты бежал, а твоя сестра не могла? В том, что выжил? — Арин мягко добавил: — Если ты считаешь своим преступлением это, то я виноват в том же.
— Ты тоже продал свою сестру?
Арин отпрянул.
— Что?
— Когда валорианцы пришли завоевать твою страну, ты выменял сестру на какую-нибудь выгоду? Именно так мы поступили с Ришей. Нашей малышкой. Такой умелой в обращении с оружием, даже в том возрасте. Нет, она не играла с тростниковыми куклами. Ее спальня превратилась в зал для фехтования. Ее коробка с игрушками — в арсенал. Наша старшая сестра видела это. Она знала, что делать.
Мы с королевой близнецы. Ты знал? Нет? Ну, если ей отрезать нос и уши, она будет выглядеть так же, как и я. Но вся разница — в каких-то четырех минутах. Она родилась раньше меня. Она получила страну. Не то чтобы мне хотелось править. Я не знал, чего я хотел. Но я был всего лишь инструментом.
Скажи мне, Арин, как разрешить эту заманчивую дилемму. Если бы у тебя была малышка-воительница с премилыми невинными глазами, принцесса, которую империя точно захочет заполучить при первой возможности, что бы ты делал? В жару твоего сознания не зародилась бы идея? Может, это твоя старшая сестра такая хитрая. Она предложит тебе способ свергнуть империю. А ты, средний ребенок, единственный мальчик в семье, что будешь делать ты? Ты объяснишь все своей маленькой сестренке. Отправишься с ней на вражескую территорию. Притворишься ее слугой. Сделаешь так, чтобы вас заметили. Вас легко заметить. Когда вы окажетесь в плену, ты позволишь забрать ее. — Выражение лица Рошара стало горьким, скрытным. — А потом ты будешь ждать. Ты ждешь, ждет королева. Вонзит ли Риша нож императору в шею?
Неожиданно Арину многое стало ясно. Рассказ Рошара помог ему понять, почему Риша считала, что должна оставаться во дворце. Почему ее лицо, когда она говорила ему об этом, было таким расстроенным. Но...
— Она попала в плен много лет назад. Чего она ждет?
— Возможно, она хочет отомстить брату и сестре, которые использовали ее. В течение первого года мы думали, что она ждет подходящей возможности убить императора. Годы шли. Сейчас... мы думаем, что она стала валорианкой. Возможно, именно это происходит, когда ты вырастаешь и понимаешь, что твоя собственная семья тебя предала.
— Тебе не следовало мне этого говорить. Зачем ты мне все это рассказал?
— Потому что знаю, что сказанное мной про кинжал — неправда. Я знал, еще в тот день, когда в твоей стране мне изуродовали лицо, что ты никогда не продашься. Я видел это. Ты никогда не продашь то, что тебе дорого. Посмотри на себя, Арин. В тебе столько великолепных глупых ограничений.
Арин вспомнил горящие перчатки, их скручивающиеся пальцы. Он уловил ядовитый запах. Вспомнил зашифрованные известия от Моли.
— Я не думаю, что Риша — друг империи.
Перед его мысленным взором языки пламени изничтожили послание узелков: «Тебе удалось заключить союз с востоком?»
Глаза Рошара жаждали вестей о сестре. Народ Арина голодал: запасы печного ореха закончились раньше, чем ожидалось. Вспоминая, как горели перчатки, ощутил свою нужду и Арин. Он хотел отдать свое доверие тому, кто его заслуживал.
Он привлек внимание Рошара к длинной металлической трубке на рабочем столе.
— Позволь мне рассказать тебе, как это будет работать.
* * *
Чтобы закончить все части миниатюрной пушки, понадобилось время. С замкнутого конца находилась полость со специальными нарезами для черного пороха. Порох помещался на внутреннюю пластинку, за которой клали маленький металлический шарик. Арин отрезал короткий кусок жесткого фитиля и вставил один конец в полость с порохом.
За время работы в конюшнях валорианского генерала он научился выделке кожи. Из жесткого материала, который использовали для седел, он сделал плотную кожаную рукоять и прикрепил ее к концу дула. Так оружие можно было поднять и навести на цель или зарядить порохом. Вставив один конец дула в узкую, но крепкую кожаную рамку, Арин почему-то подумал о садовнике, который служил у него дома. Задолго до Геранской войны садовник разводил фруктовые деревья, прививая одно дерево побегом другого.