Преступление победителя
Шрифт:
Его губы похолодели. Арин оцепенел от осознания. Он отстранился от королевы.
Арин представил себе Кестрел. Увидел, как она раздумывает над выбором: пламя и истребление или яд и спасение. Он знал, что выбрал бы сам, и подумал, не приняла ли Кестрел такое же решение.
Он побледнел. Почувствовал, как кровь отлила к ногам. За воинственным биением сердца он больше ничего не слышал.
Королева смотрела на него широко раскрытыми глазами. Ему казалось, будто он отстранился от нее целую вечность назад. Арин не знал, прикасалась ли она к нему после этого. Сейчас она чуть отодвинулась и настороженно смотрела на него. Он увидел себя ее глазами:
— Арин, — произнесла королева, — в чем дело?
У Арина болело плечо, саднило горло. Он был неправ: он целовал обман. Обман стал бы еще слаще, и Арин так и не остановился бы. Он бы так и притворялся, что королева — это Кестрел. Но кем была сама Кестрел? Когда-то он был уверен, что точно знает. А затем она появилась у стен осажденного города с перемирием императора в руке и меткой невесты на лбу, и уверенность Арина превратилась в изувеченное, измученное существо. Он был глупцом, сказал он себе, стоя под падающим снегом спиной к стенам своего города, продрогший до костей. Он был глупцом настолько, насколько только можно им быть: не видел вещи такими, какие они есть.
Арин поднял перед собой раскрытую ладонь, будто пытаясь остановить кого-то. Он снова вспомнил, как осада закончилась. Но на этот раз он посмотрел на все с другой стороны. Сейчас он не обращал внимания на метку на лбу Кестрел. Он смотрел только на то, что она предложила ему — перемирие. Оно спасло ему жизнь и уберегло его страну. Он вспомнил, как Кестрел протянула ему сложенный лист бумаги кремового цвета. Он взял его и развернул. Сейчас он понял значение перемирия и того, как Кестрел преподнесла его ему. Раньше он этого не видел. Внезапное осознание заставило его без сил опустить руку, а затем сжать кулак.
— Я должен уехать, — сказал Арин королеве. — Я должен уехать прямо сейчас.
Глава 42
Кестрел выглядела так, будто искупалась в крови.
В конце концов, она так и не стала выбирать другое свадебное платье. Водный инженер уже изменила свою ставку, и, хотя Кестрел не была уверена, знал ли об этом император и какими могли быть последствия, она боялась привлечь его злобное внимание, вмешиваясь еще больше в его планы. Император ожидал, что она будет в красном, поэтому платье было красным: жесткая парча лежала блестящими алыми складками. Платье было тяжелым, с тугим корсетом — Кестрел не могла глубоко вдохнуть — и пышными юбками, подколотые слои которых отбрасывали тени, так что в некоторых местах ткань казалась почти черной. Сейчас шлейф был приподнят, но, когда Кестрел войдет в большой зал, он будет струиться за ней, как река.
Руки новой портнихи порхали над платьем.
— Оно не слишком тугое? Или... может, вы бы хотели добавить украшений? Пришить к подолу кристаллы?
— Нет.
Это была последняя примерка перед свадьбой, до которой осталось чуть больше недели. Чего Кестрел действительно хотелось, так это сжечь платье.
— О, вы ведь еще даже не видели, как оно смотрится с золотом.
Портниха достала витки тонкой золотой проволоки и стала вплетать их в косы Кестрел и обвивать ей шею, укладывая прохладные узоры на ее обнаженные плечи. От недостатка воздуха у Кестрел еще сильнее заболело в груди. Глаза защипало.
— Разве так не лучше? Не правда ли? — спрашивала портниха высоким голосом. — Вы так прекрасны!
Внезапно Кестрел услышала в голосе девушки едва сдерживаемую панику. Кестрел посмотрела на отражение портнихи в зеркале. Она не была красивой. Ее лицо было осунувшимся и бледным, а глаза — расширенными от ужаса. Казалось, она плохо себя чувствовала. Кестрел подняла руки к своим влажным глазам, помассировала их и снова посмотрела в зеркало. Она не знала, каким портнихе показалось выражение ее лица, но поняла, что та прочитала по нему свой приговор. Делии нашли замену в самый последний момент: простую швею сделали императорской портнихой. Девушка боялась. Вполне естественно было бояться неудовольствия Кестрел: прежняя императорская портниха была мертва.
Кестрел отвела глаза от зеркала и повернулась к русоволосой девушке. Приподняв подол, она спустилась со скамеечки и мягко прикоснулась к руке портнихи.
Та немного успокоилась.
— Вам нравится? — прошептала она.
— Оно прекрасно, — ответила Кестрел.
* * *
Ее отец был в полном здравии. На следующее утро после свадьбы он собирался покинуть дворец и снова возглавить восточную кампанию. Если бы не приказ императора, он бы уже уехал. Иногда Кестрел позволяла себе думать, что ее отец остался бы все равно на ее день рождения, выступление и свадьбу, но ей удавалось верить в это только тогда, когда его не было рядом. Когда он стоял перед ней и его глаза никак не могли остановиться на чем-то одном, она понимала, что обманывала себя.
Он пригласил ее на прогулку. Из-за шумного порывистого ветра у Кестрел заболели уши.
Сначала Кестрел казалось, что отец так и не заговорит. Затем он сказал:
— Я не знаю, что подарить тебе на свадьбу.
— Это неважно.
— Я бы хотел... — Он прищурился, глядя, как над Весенним садом описывает круги сокол. — Мне жаль, что я не сохранил ничего из того, что принадлежало твоей матери, чтобы передать тебе. Я бы сказал, что берег это как раз для настоящего момента.
Когда Кестрел достигла совершеннолетия, она получила в наследство все вещи матери. Ее отец не захотел, чтобы у него хоть что-то от нее осталось.
Несколько месяцев назад Кестрел сумела бы ответить по-другому: беспечно, беззаботно и, может быть, даже остроумно повторила бы, что это неважно. Но теперь она испытала всю боль от того, что они с отцом так никогда и не говорили друг другу, что друг для друга значат. Да, они сблизились. Начали понимать и принимать друг друга: так, например, отец часто приходил послушать, как она играет, пусть и не в саму музыкальную комнату. Наверное, такова была честность, но она оставалась неполной, ненастоящей, и Кестрел не могла не испытывать боли, когда понимала, что сама ведет себя так же. Она тоже не могла произнести вслух то, что чувствовала. Она хотела. Пыталась. Но слова так и оставались внутри нее.
Кестрел спросила:
— А если бы я попросила кое о чем, ты дал бы мне это?
Ее отец осторожно ответил:
— Смотря что.
— Останься. Не уезжай на восток.
— Кестрел...
— Тогда останься еще на неделю, — умоляла Кестрел. — Или хотя бы на день. Еще на один день после свадьбы.
Генерал по-прежнему смотрел в небо, хотя хищная птица уже улетела.
— Пожалуйста.
В конце концов, отец повернулся к ней.
— Хорошо, — сказал он. — Еще на один день.