Преступление победителя
Шрифт:
Внезапно Кестрель стало все равно, касается ли эта тайна Гэррана. Хорошо, если бы вся империя вдруг превратилась в стол с пустыми тарелками, который недавно вообразила себе Кестрель. Вот бы опрокинуть мебель, перебить посуду…
Рабыня неловко помялась на месте. Кестрель вдруг поняла, что слишком пристально уставилась на нее.
— Вам налить еще, госпожа? — предложила девушка.
— Нет, благодарю.
Инженер продолжила разговор:
— Думаю, вы меня не помните. Вы были совсем крохой, когда мы виделись в последний раз, сразу после колонизации Гэррана.
Кестрель снова посмотрела на Элинор, на ее серьезное, умное лицо, и вдруг в голове всплыло смутное воспоминание: она, еще совсем дитя, стоит на коленях возле фонтана на вилле и разводит в воде красную краску, которую удалось стянуть из мастерской. За ужином Кестрель подслушала незнакомое слово, которое произносил отец, разговаривая со своей гостьей, — «раствор».
— Из-за вас я покрасила фонтан в розовый цвет, — призналась Кестрель.
— Правда?
— Я хотела в красный, но краски не хватило. — Она провела ногтем по узору на стенке бокала. — Чем вы тогда занимались в Гэрране? Вы там жили?
— Нет, приезжала на строительство акведуков. У гэррани был слишком примитивный водопровод.
— Вы не бывали там в последнее время?
— Нет, — сказала инженер, но Кестрель заметила, как она отвела взгляд. — Зачем бы мне туда ездить?
— Ну, не знаю. Может, мне просто хочется поговорить о Гэрране. Я скучаю по дому.
Элинор нахмурилась:
— Гэрран — всего лишь колония. Здесь ваш дом.
— Гэрран был колонией. Теперь это равноправная часть империи.
— Да, милостью императора.
Тихо и беспомощно, как человек, который тянет руку к пустому месту, где раньше лежала потерянная вещь, Кестрель объяснила:
— Я скучаю по птицам, что поют там в это время года. Они носят в клювах соломинки и вьют гнезда под крышами. Мне не хватает освещенных солнцем конных троп.
Инженер смотрела на Кестрель с неодобрением, но ей было все равно. Она обращалась к Арину, который оставил ее; к Джесс, которая не желала слушать; к Ронану, который скоро уедет на войну; к отцу, который когда-то тоже жил с ней в Гэрране. Кестрель обращалась к рабыне с южных островов, хотя та, наверное, родилась и выросла в столице, так что завоеватели не оставили ей даже возможности скучать по родине.
— На холме росла апельсиновая роща, — продолжила Кестрель. — Когда я была маленькой, я часто лежала там летом и смотрела на фрукты. Они висели на ветках, как праздничные фонарики. А потом я подросла и могла ходить уже на настоящие праздники. Мы с друзьями веселились так долго, что светлячки успевали лечь спать раньше нас.
— Как мило. — Голос Элинор прозвучал холодно.
— Гэрран прекрасен.
— Сама страна действительно неплоха. Но вот ее население — настоящая проблема.
Казалось, никто из собеседниц не заметил, какая огромная трещина разверзлась межу ними после этих слов.
— Попробуйте ягоды, госпожа, — предложила Элинор.
Когда генерал достаточно поправился, чтобы выйти из комнаты, император велел устроить праздник. В Весеннем саду показали представление: морское сражение на искусственном пруду. Придворные взяли две лодки, раскрасили их под цвет военных кораблей и пускали с них фейерверки.
— Тебе не нравится? — спросил император, когда генерал Траян не присоединился к бурным аплодисментам.
— Салюты только попусту расходуют порох.
— У Валории его полно. Врагам не выстоять против наших пушек. Наши склады ломятся от пороха.
— Любые запасы однажды закончатся.
— Он всегда становится таким, когда приезжает в столицу, — с улыбкой сказал император, обращаясь к Кестрель. — Твой отец умеет радоваться жизни только на поле битвы.
Кестрель хотела возразить, что отец был весел и когда они жили в Гэрране. Но, по правде говоря, генерал тогда редко приезжал домой, да и Кестрель никогда не спрашивала, счастлив ли он.
Генерал откинулся на спинку кованого стула: прогулка в сад явно успела его утомить. С каждым днем лекарям требовалось все меньше марли для раны, но все-таки она еще не до конца зажила.
— А где Верекс? — спросила Кестрель. Принц так много знал о медицине.
Император пожал плечами.
В небе разорвался фейерверк. Он осветил толпу, собравшуюся вокруг пруда. Золотые отблески засверкали на лице Риши, которая сидела рядом с принцем на другой стороне пруда.
Император тоже заметил парочку, и ему это явно не понравилось. А Кестрель уже начала понимать, что гнев его копится долго, прежде чем вырваться наружу. Как змея, которая кажется спящей, но на самом деле готова в любую секунду наброситься на того, кто окажется поблизости.
— Я слышал, ты ходила в гости к моему инженеру, — обратился император к будущей невестке.
В небе вспыхнул новый залп. Звук взрыва отозвался в груди Кестрель. Император сейчас смотрел на нее так же, как на сына: словно ему не нравилось то, что он видит.
— Я подумала, что смогу уговорить ее вернуться с отцом на восток, — объяснила Кестрель.
Еще один фейерверк осветил лицо императора ярким светом.
— Это решать мне, а не ей.
— Я просто подумала. В итоге я даже не упомянула об этом.
— Однако, насколько я знаю, разговор у вас вышел интересный.
В воздухе пахло серой. Дым от взрывов обжигал легкие. По тому, как угрожающе прозвучал голос императора, Кестрель поняла, что действительно подобралась слишком близко к какой-то тайне.
Она взглянула на отца, но тот смотрел прямо перед собой. Пьяный придворный в лодке выпрямился во весь рост, потерял равновесие и свалился за борт. По толпе прокатился хохот. Кестрель задержала дыхание. Треск фейерверков отзывался у нее внутри. Она ждала, что скажет император, и боялась, как бы отец не вспомнил, что не велел ей ходить к Элинор.