Преступление в Орсивале
Шрифт:
На лестнице раздались шаги графа.
— Это Эктор, — шепнула Лоранс- Быстрее прячьтесь.
А когда они оба скрылись, она шепнула, но так тихо, что сыщик навряд ли мог услышать:
— Не беспокойтесь, мы от вас не убежим. Лоранс едва успела задернуть портьеру, как вошел Эктор. Он был смертельно бледен, в глазах читалась растерянность.
— Мы пропали, нас преследуют, — сказал он. — Оказывается, письмо, которое я получил, вовсе не было написано тем человеком, чья подпись стояла под ним.
Лоранс измерила его взглядом, исполненным гадливости и презрения, и бросила:
— Поздно.
Выражение ее лица и голос были так необычны, что Треморель, хоть и был встревожен, почувствовал это и спросил:
— В чем дело?
— Все открылось. Стало известно, что вы убили жену.
— Неправда!
Лоранс пожала плечами.
— Ну хорошо, это правда. Но я пошел на это из любви к тебе.
— Вот как? А Соврези вы отравили тоже из любви ко мне?
Треморель понял, что разоблачен, что попал в ловушку, что, пока его не было, кто-то все рассказал Лоранс. Он даже не пытался ничего отрицать и лишь восклицал:
— Что делать? Что делать?
Лоранс притянула его к себе и дрожащим голосом шепнула:
— Не покрывайте позором имя Треморелей. В доме есть оружие.
Эктор отшатнулся, словно воочию увидел смерть.
— Нет! — вскрикнул он. — Нет! Я могу бежать, рыться. Я уеду один, а потом ты ко мне приедешь.
— Я вам уже сказала: поздно. Дом окружен полицией, вы же знаете, это означает каторгу или гильотину.
— Можно бежать через двор.
— Взгляните, там тоже стоят.
Он бросился к окну, увидел людей Лекока и отскочил, трясясь и чуть ли не обезумев от страха.
— И все-таки можно попробовать, — промолвил он, — переодеться…
— Бессмысленно. В доме полицейский. Взгляните, он оставил на столе постановление на арест.
Треморель понял, что выхода нет.
— Выходит, осталось только застрелиться. — пробормотал он.
— Да, но прежде напишите признание в своих преступлениях. Ведь могут заподозрить невиновных.
Треморель автоматически опустился на стул, взял перо, протянутое Лоранс, и написал:
«Готовясь предстать перед Господом, заявляю, что я один, без сообщников, отравил Соврези и убил графиню де Треморель, мою супругу».
Когда он подписался и поставил число, Лоранс открыла ящик бюро, где лежали пистолеты. Эктор взял один, она — второй.
Но так же, как когда-то в гостинице, как в спальне умирающего Соврези, Треморель, приставив пистолет ко лбу, почувствовал, что у него не хватает духу выстрелить. Он побледнел, как полотно, зубы у него стучали, а рука дрожала так, что он едва удерживал оружие.
— Лоранс, — бормотал он, — любимая,
— Со мной? Я поклялась, что всегда и везде последую за вами. Вам ясно?
— Это чудовищно, — прошептал Треморель. — Но отравил Соврези не я, это она. Может быть, хороший адвокат…
Лекок не упускал ни единого слова, ни единого жеста из этого душераздирающего объяснения. Нечаянно, а возможно, и нарочно он толкнул дверь, и она скрипнула. Лоранс решила, что сыщик собирается войти и Эктор живой попадет в руки полиции.
— Жалкий трус! — крикнула она, целясь в Тремореля. — Стреляйте, или…
Треморель все не мог решиться, скрип повторился, и тогда она нажала на курок. Треморель рухнул мертвый.
Лоранс мгновенно схватила второй пистолет и уже готова была выстрелить в себя, но Лекок одним прыжком оказался подле нее и вырвал из рук оружие.
— Несчастная, что вы собираетесь делать?
— Умереть. Разве я могу теперь жить?
— Можете, — отвечал сыщик. — Более того, должны.
— Я падшая женщина.
— Нет. Вы — несчастная, которую соблазнил негодяй. Вы считаете себя виновной, ну что ж, живите, чтобы искупить свою вину. У великого горя наподобие вашего существует в этом мире миссия — миссия самопожертвования и милосердия. Живите, и добро, которое вы принесете, примирит вас с жизнью. Вы поддались лживым обетам негодяя, вспомните же, если будете богаты, о несчастных девушках, вынужденных продавать себя за кусок хлеба. Ступайте к ним, вырвите их из пучин разврата, и пусть их добродетель станет вашей наградой.
Говоря так, Лекок внимательно следил за Лоранс и видел, что она его слушает. И все-таки глаза ее оставались сухими, в них горел какой-то беспокойный блеск.
— К тому же, — заметил он, — ваша жизнь принадлежит не только вам, вы станете матерью.
— Нет, — воспротивилась она, — как раз из-за ребенка я должна умереть сейчас, если не хочу умереть со стыда, когда он спросит меня, кто его отец.
— Вы ответите ему, сударыня, и укажете на честного человека, на вашего старинного друга господина Планта, который готов дать ребенку свое имя.
Старик мировой судья стоял бледный, едва держась на ногах от волнения, и все же у него достало сил сказать:
— Лоранс, девочка моя милая, заклинаю вас, согласитесь…
Простые эти слова, произнесенные с невыразимой нежностью, тронули и убедили несчастную женщину. Лоранс залилась слезами. Она была спасена.
Лекок тотчас же торопливо набросил на плечи Лоранс шаль, которую заметил на диване, просунул ее руку под руку папаши Планта и велел ему:
— Ступайте, поскорей увезите ее отсюда. Моим людям приказано пропустить вас, а Зеленец уступит вам экипаж.