Преступления могло не быть !
Шрифт:
Коридоры училища напоминали Колино жилище в сиротские годы. Такая же застарелая грязь, такие же запыленные окна, только здесь было чересчур шумно и безалаберно. Приняли. Даже начальное образование не помешало. Только места в общежитии не дали. Поселили на частной квартире.
На новом месте жили восемь человек: все подростки, несмышленые, глупые и безалаберные. Из-за отсутствия контроля со стороны старших и педагогов они пристрастились к частым вечерним пьянкам и игре в карты, прерывавшейся ссорами. Иногда они вываливались из накрепко прокуренной комнаты на плохо освещенные улицы Елизаветинки, тупо посмеивались над прохожими. Особенно
Один такой запоздавший прохожий не ускорил шаг, не обругал подвыпивших мальчишек, а, всмотревшись, воскликнул:
– Никак Колька Ерошенко, земляк, братан кореша закадычного моего. Это твой дружок?
– спросил он, тыкая рукою в Сашу Пушкина, подвинувшегося за спину Коли.
– Давай, давай ко мне, ребята, побродили достаточно. Посидим, покалякаем, есть кого вспомнить, есть о чем потолковать.
Подталкивая ребят вперед, Виктор Бережной - так звали анарского земляка - завел их в магазин, не спуская с них глаз, взял две бутылки водки; выйдя из магазина, сунул каждому: "Несите!"
На квартире Бережного говорили мало, пили много. Бережной весело подмигивал, хлопал друзей по плечу, внезапно отрывисто смеялся. Но настроение было не очень веселым. После полуночи Саша стал толкать Колю в бок.
– Нам домой надо, - наконец проговорил он.
– Да ты что?
– удивился Виктор, хмуро глядя на Сашу.
– Ты думаешь земляк вас ночью на улицу вытолкнет? Постель и тебе найдется, и Кольке. Оставайтесь!
Саша, не говоря ни слова, встал, вышел. Виктор привстал было, собравшись вслед за вышедшим, но, посмотрев на Колю, опять сел. Сильный хлопок двери расслышал только Бережной. Коля почти дремал, безвольно дал себя отвести на кровать, с трудом расшнуровал ботинки, раздеться не было сил. Утром он так и проснулся одетым. Болела голова. Заметив, что Коля морщится от головной боли, Виктор, сидевший за столом с остатками вчерашнего пира, налил ему водки, одобрительно сказал:
– Пей быстрее. Ты молодец, не слюнтяй. Дружок твой сбежал, наплевать на него, а ты со мной дружи. Я-то тебе больше помогу, чем твой Сашка. Ты со мной человеком станешь.
...Далеко отошел Коля от колонии. Сел на скамейку в тени, рядом с колонкой, вода течет медленной поблескивающей струйкой. Напился, вытирать мокрые ладони и лицо не стал, налил воды на затылок - все прохладнее. "Как же я радовался тогда - после Витьки Бережного... "
День казался Коле светлым и радостным. Он бегом примчался в училище, но все равно к началу занятий опоздал, бродил в коридоре, никому по-прежнему в училище не нужный, предоставленный самому себе, дыша смрадным отвратительным водочным перегаром. Но ему уже не было дела до училища, до равнодушия. Он познакомился с замечательным парнем! Коля мечтательно улыбался до обеда.
В столовой его окликнул вчерашний хлебосол. Он стоял с красивой девушкой.
– Знакомься, Коля.
Коля, пряча руки за спину, смущенно отступил, потом руки опустились. Бережной, усмехаясь, схватил его за руку, продолжая держать, добавил:
– Это - Ванда. Моя очень хорошая знакомая. Теперь и твоя тоже.
Ванда тотчас же вложила свою легкую и нежную кисть в растерянную ладонь Коли, убирать руку не спешила, наоборот, все ласковее сжимала. Так вдвоем они и держали Колину руку - Бережной и Ванда. Потом Ванда, насмешливо посмотрев в глаза Коле, отошла. Бережной наклонился и шепотом сказал:
– Девочка что надо. Не теряйся, Николай!
Понять, в чем не надо было теряться, Коля не смел. Бережной готов был беседовать и дальше, но прогремел звонок, означающий конец перерыва. Ванда, шагавшая резко и твердо, ни разу не обернувшись, вышла из столовой первой, за ней - Бережной, кивнувший Коле на прощание.
Дотащившись домой, бросив учебники и тетрадки на стол, Коля сел на кровать и ощутил отчаянную скуку. "Может быть, все-таки к Виктору заскочить. Сказать: "Шел мимо, дай загляну, все-таки - земляк". Нет, нехорошо, неудобно, только утром был, подумают, понравилось на чужие деньги выпивать". Он взял учебник. Дверь открылась. Чуть прищурив насмешливые зеленые глаза, на пороге стояла Ванда
– Ты что в одиночестве?
Она подошла, вплотную прижав свои ноги к ногам сидящего Коли Ерошенко. Он опустил голову, но она подняла ее за подбородок. Потом отняла руку от его подбородка, пошла к двери.
– Идем в общежитие монтажников. Там все наши. За тобой Витька послал. Чтоб в пять минут собрался. Я на улице посижу.
Счастливо улыбаясь, Коля успел только умыться наспех да надеть новую рубашку. Когда они шли в общежитие, Ванда крепко держала его под руку, время от времени все так же насмешливо посматривая на него. Коля видел гладкую кожу чистого красивого лица, мысли его разбегались, он и не заметил, как они вдвоем подошли к общежитию, попали в какую-то комнату, где было невероятно накурено, в середине стола стояли бутылки водки. За столом сидели четыре человека. Коля увидел приветливо осклабившегося Бережного:
– Коля! Здравствуй! Милости просим, заждались тебя. Даже тяпнули в твое отсутствие. Ванда, умница!
Остальные сидящие не обращали внимания ни на Колю, ни на Ванду, но пока Бережной приветствовал новоприбывшего, ему уже был приготовлен "штрафной" стакан водки. Коля, стараясь держаться с мужественной выправкой, решительно опрокинул стакан. Бережной покровительственно пододвинул стул.
– Молодец, Коля, по-нашему.
Бережной подождал, не отрывая глаз от Николая, налил ему еще стакан, но заметив, что тот берет его уже нетвердой рукой, остановил его. Начал представлять Колю остальным:
– Мой земляк. Знакомьтесь.
Имен Николай не мог запомнить, только засело в голове странное слово Циклоп - так назвался один из присутствовавших.
– Теперь выпьем вместе, - добавил Бережной.
– За встречу с земляком.
Он обнял захмелевшего Колю, встряхнул его, опорожнил свой стакан, нетерпеливо поторопил Николая, чтобы и тот скорее допил, потом вновь налил ему водки: вина здесь не пили.
Последнее, что запомнил Коля, - сидевшую на кровати с Циклопом Ванду и взгляд ее, не насмешливый и соблазнительный, каким она обычно смотрела на Колю, а серьезный, с неким затаенным испугом и покорностью.
Попойки стали правилом. Менялись только места, где они собирались. Все шло привычным пьяным распорядком: обильная выпивка, скудная, наспех приобретенная закуска, грубый хор нетрезвых мужчин, немелодичными голосами горланивших одну за другой наглые и непристойные песни. Коля, превратившийся в завсегдатая вечерних шумных пьянок, мгновенно пьянел, плакал обильными, хмельными слезами, висел на груди то у одного, то у другого, заплетающимся языком произносил клятвы в вечной дружбе. Друзья снисходительно улыбались его ежевечерним порывам.