Преступник
Шрифт:
Петельников задержался у ванной, откуда тянуло знакомым и домашним запахом — стиральным порошком, мыльной водой и свежестью белья. Он стоял, разглядывая стиральную машину, занявшую всю площадь.
— Что, товарищ капитан?
— Думаю. Вот так выстираешь белье, а его сопрут.
— Тогда уж лучше нестиранным…
Осмотр места происшествия закончился. Оперативники вышли последними. Поотстав, Леденцов спросил:
— Еще загадочка, товарищ капитан…
— Какая?
— Вор начал мелочиться. Старая кофта, туфли без каблука…
— Есть и вторая загадка.
— Очень рано
— Ты смотрел на кофейник… И что увидел?
— А что?
— Закрыт. В других квартирах все кастрюли стояли без крышек.
— Надоела ему эта самодеятельность, — нашел объяснение Леденцов.
— А маленькую комнату видел? Ни одного шкафа не открыл. Почему?
— И что это значит?
— Я не знаю, что это значит, но это что-то значит.
— Понятно, товарищ капитан.
Они вышли на улицу, на уже яркий день. Их волосы просохли — у Петельникова так и лежали, блестя чернотой и лишь слегка запушась; у Леденцова, потемневшие было от воды, теперь вздыбились чистым огнем.
— Товарищ капитан, а и верно влюбленный: берет туфли, Кофты…
— Кофейку бы, — сказал Петельников сержанту Бычко, заводившему машину.
8
На стекло прилип лист — зеленый, зазубренный, в карих разводах. Не то чтобы он мешал работать, но отвлекал, как заглядывающая физиономия. И заглядывала — осень.
Леденцов корпел над тунеядцами, намереваясь после обеда ринуться по адресам. Он все больше склонялся к мысли, что вор — из закоренелых бездельников.
Не понимал он этих воров.
Вникая на юридическом факультете в гражданское право, Леденцов вдруг сделал открытие, которое обескуражило бы любого профессора. Поэтому открытие держал при себе…
Он соединил понятие «собственность» с понятием «потребление» и догадался, что собственности нет. Это всего лишь абстрактное представление, всего лишь иллюзия, которой тешат себя люди. Собственным может быть только то, что потребляешь. Зубная щетка, ботинки, посуда, кровать… Все тобою непотребляемое — не твое. Допустим, у человека дом в пятнадцать комнат. Но физически он бывает только в одной. Тогда как понимается владение другими комнатами? Право никого в них не пускать? Или дорогие серьги, перстни, броши, кулоны… Они на женщине, на собственнице, но любуются ими другие. Так какой же глубокий смысл во владении этими драгоценностями и кто все-таки ими владеет — хозяйка, на которой они висят, или люди, которые ими любуются? А что такое «моя картина»? Право смотреть на нее? А если и другие смотрят в равной степени, то чья картина? Выходит, словечко «моя» еще не дает человеку какую-то особую возможность потреблять эту вещь. А коли так, то в чем смысл владения? Не давать другим?
Не понимал он воров. И загребущих-завидущих не понимал.
Леденцов глянул на часы, решив добежать до ближайшей пирожковой. Он надел плащ, но сперва открыл еще не замурованное на зиму окно и отлепил лист. Тот оказался даже с черенком и походил на игрушечный веер. Привет от осени. А где лето? Когда он последний раз был в кино?
Леденцов выскочил в коридор и тут же столкнулся с Петельниковым,
— Листочек нюхаем?
— Осень, товарищ капитан.
— Небось, и пирожки идем кушать?
— Так точно.
— А почему не едешь на место происшествия?
— Какое место происшествия?
— Квартирная кража.
— Мы же вчера там все отработали…
— Я говорю про сегодняшнюю кражу.
— И сегодня? — не поверил Леденцов.
— Они стали ежедневными, дорогой, а потом будут две на дню, потом три…
Петельников говорил с веселым сарказмом, и Леденцов никак не мог уловить, против кого он направлен — против него или против обнаглевшего вора.
— Машина ждет, адрес у водителя.
— А вы не поедете, товарищ капитан?
— Я с утра мечусь по скупочным и комиссионным, ищу дубленку дамскую, часы золотые, кофту синюю, туфли бежевые и ложку серебряную. А другие дела стоят!
Почему-то новая кража Леденцова поразила. Видимо, сознание, числившее до сих пор этого домушника в мелких птицах, все переоценило в момент. Леденцов стоял и не мог сообразить, что хотел сделать и куда бежал. Поесть пирожков. Пятая кража…
— И я не имею морального права искать этого вора, — чуть таинственно поделился Петельников.
— Почему?
— Если поймаю, то убью его на месте.
— Бывали преступники и покрупнее, товарищ капитан.
— Но мне понятные!
Леденцов застегнул куртку, намереваясь идти в машину. Но Петельников вдруг отчеканил звонко:
— Лейтенант, вы мой подчиненный?
— Так точно, товарищ капитан.
— Приказываю! Выехать на место происшествия, кражу раскрыть и преступника задержать.
— Есть, товарищ капитан.
Лейтенант улыбнулся. Любил он Петельникова, прежде всего, за веселость, без которой в уголовном розыске что в море без пресной воды. Шутит, когда за серию нераскрытых краж, того и гляди, потащат на ковер…
Леденцов позвонил в квартиру. Кругленькая старушка открыла дверь не спрашивая и улыбнулась молодыми ямочками на щеках. Обворованные редко встречали улыбками. Но удивила тишина.
— Никого нет?
— А кто должен быть?
Он опередил следователя и всю бригаду. Без эксперта ходить по квартире не полагалось, и Леденцов остался в передней.
— Что случилось, бабушка? — не решился он на официальную «гражданку».
— Вышла я в булочную да за кефиром. С часик отсутствовала. Прихожу — господи помилуй, все растворено, как бес какой ходил. Ну, с перепугу-то я и навертела «ноль два».
— Ничего в квартире не трогали?
— Все уже позакрывала и прибрала.
— Бабушка, неужели вы не смотрите телевизор? До прихода милиции ничего нельзя трогать!
Леденцов прошелся по однокомнатной квартирке. Чистота и порядок. Что же тут делать следователю с экспертом?
— Вы не волнуйтесь, все цело, — успокоила она.
— То есть как цело?
— Да ты присядь, — велела она заинтригованному Леденцову.
Он сел на диван. Старушка тоже примостилась на каком-то, вроде бы детском, стульчике. В круглых и больших очках, в клеенчатом фартуке, с седыми волосами, прихваченными тесемкой, она походила на камнереза.