Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина

Хасбулатов Руслан Имранович

В этом «пункте» нетрудно заметить «заимствование» «новым либералом» Гайдаром главных идей и планов у бывшего министра финансов и премьера бывшего СССР, коммунистического бонзы Валентина Павлова. У меня еще в те времена (1992 год) буквально возникало ощущение, что кто-то «водил» Гайдаром, как артист кукольного театра, — это были старые идеи советского министра-консерватора, специалиста по манипулированию цен и народными сбере­жениями. Так причудливо сплелись в тугой узел идеи ком­мунистического министра финансов и монетарной школы профессора Милтона Фридмона, что последний, даже в бре­ду, не мог предположить такой противоестественный альянс своих разработок с «остаточными» конукциями финансо­вых теорий докринеров-коммунистов в период их краха.

Эти общие направления политики (имевшие, однако ко­лоссальные гибельные последствия для миллионов людей, для экономики страны) нашли свое конкретное воплощение в следующих мероприятиях:

• Переход всей экономики с 1 января 1992 года на сво­бодные цены, в том числе на продукты питания и потреби­тельские товары. Как заявил Ельцин в своем докладе Съез­ду, эта мера приведет к конкуренции и в течение месяцев со времени перехода на свободные цены, рынок наполнится товарами и начнется снижение цен». Но какая могла поя­виться конкуренция с 1 января, когда вся экономика страны сплошь состояла из единого государственного сектора (аб­солютная монополия)? — Совершенно бессмысленное ут­верждение, имеющее, однако концептуальное значение! Но писал текст выступления Ельцина — Гайдар! Похоже, писал публицист, но никак не профессиональный экономист!

• Изменение налоговой системы, в частности установле­ние налога на добавленную стоимость в размере 32%. При введении этого налога я настаивал на снижении его уровня до 20%, но Ельцин просил согласиться, хотя бы на время, с правительственной инициативой, и мы утвердили этот норматив. Однако довольно быстро обнаружились крайне отрицательные последствия такого высокого уровня этого налога. И по моей инициативе Президиум Верховного Сове­та сократил этот вид налога — до 28%, а в отраслях детского питания — до 20%.

• Установление новых бюджетных приоритетов с целью достижения бездефицитного годового бюджета. Это было основное требование специалистов МВФ, которые в значи­тельном количестве работали советниками (консультанта­ми) у Гайдара. В результате были многократно сокращены государственные расходы на финансирование экономики: промышленность, энергетика, транспорт, сельское хозяй­ство, гражданское строительство, здравоохранение, образо­вание, наука, содержание домов отдыха, детских садиков и яслей; заморожена заработная плата. Задача бездефицитно­го бюджета, однако оказалась нерешенной. И более того, в силу свирепствующей инфляции, правительству пришлось перейти на формирование ежеквартального бюджета.

• Началась реализация первого этапа приватизации, ко­торая в основном касалась сферы розничной торговли, но вскоре была перенесена и на промышленность. Приватиза­ция проводилась с чудовищными искажениями Закона, на основе президентских Указов и Постановлений «министер­ства приватизации», возглавляемого Чубайсом.

...В апреле 1992 года инфляция фактически стала «га­лопирующей», она быстро перешла в стадию гиперинфля­ции (о чем я сообщил на мартовском VI Съезде народных депутатов), хотя правительство почему-то не хотело при­знать этот очевидный факт. Спад производства приобрел большие обороты, быстро накапливалась задолженность предприятий (неплатежи), в том числе самых современных, продукция которых пользовалась повышенным спросом, поскольку не хватало оборотных средств. Их негде было по­лучить — частная банковская система едва зарождалась, а государственные банки не могли предоставить финансовые средства предприятиям, этому препятствовала политика Гайдара. Стремительно нарастало недовольство населе­ния — недавние оптимистические ожидания от власти сме­нились крайним раздражением и недовольством. Мощный вал забастовок трудящихся, открытые протесты региональ­ных властей, выступления профсоюзов и т.д. стали прямым результатом деятельности правительства. Конечно, все это не было естественным следствием «реформ», как утвержда­ли тогда эти реформаторы-неудачники и купленная ими столичная пресса.

Это все было результатом крайне непрофессиональной работы, когда мало учитывались реальные экономические факторы, обстановка, и самое главное — не была подведе­на под «свободные цены» рыночная инфраструктура. А без этого, как известно, невозможны даже малейшие элементы конкуренции. Таким образом, все эти «реформы Гайдара» угрожали снести не только правительство, появилась реаль­ная угроза для целостности Государства.

При этом следует учитывать следующие обстоятельства. Первый этап приватизации — «малая приватизация»был «запущен» еще до прихода этого правительства, а именно — с сентября—октября 1990 года, целым рядом решений Съез­да депутатов, нормативными актами Верховного Совета и его Президиума, а также деятельностью правительства Силаева. Этот процесс получил дополнительные импульсы в результате целой серии президентских указов и правимер, «через 6 месяцев должны были не только дать всходы, зазеленеть, заколоситься, быть скошенными и стать зерном и хлебом новые урожаи; за эти же «6 месяцев», видимо, должны были появиться тучные стада крупного рогатого скота, овец и пр., — мясо которых предназначалось для «на­полнения рынка» и т.д. Бездумные слова и бездумная дея­тельность...

Когда вскоре после прихода к власти Черномырдина, в начале 1993 года, я потребовал у правительства доклад о состоянии продовольственного обеспечения населения, в полученном материале было указано следующее: за про­шедший «гайдаровский» год производство зерна в России сократилось на 18% (в том числе в результате провала убо­рочной кампании) — такого провального спада не было после 1945 года. Снижение производства мяса было просто катастрофическим, составив более 21%. Посевные площади всего лишь за этот «гайдаровский год» сократились на 24%! Поголовье крупного рогатого скота — на 22%, овец — 28%, свиней — 11%. Вот они — самые конкретные результаты деятельности этого первого «реформаторского правитель­ства» во главе с самим президентом Ельциным.

Таким образом, за один год потери Российской Федерации только в сфере сельского хозяйства были сравнимы с его поте­рями в период Великой Отечественной войны (1941—1942 го­дов), когда большая часть Европейской России была оккупирована немецкими войсками. Где же здесь реформы? Так Гайдар «спас» народ от «голода». Самые мрачные мои ожидания от деятельности этого правительства стали сбываться с пер­вых же его шагов. Странно, но правительство было страстно увлечено администрированием, игнорируя необходимость создания прочной законодательной базы «под свою» по­литику. Конкретное проведение в жизнь многочисленных мероприятий в сфере промышленного производства, сель­ского хозяйства, создания соответствующих финансовых механизмов, налоговой политики, регулирования кредит­ной деятельности, оказания помощи регионам и т.д. и т.п. Все это требовало большой законопроектной деятельности со стороны правительства, а вместо этого — неряшливость, неподготовленность, неумение решать сложные вопросы и принимать решения, неспособность выстраивать конст­руктивные отношения с законодателями. Все это вызывало огромное раздражение, особенно со стороны руководителей регионов — областей и краев, которые в целом тогда воз­главлялись очень опытными хозяйственными работниками, имевшими многолетнюю практику руководства крупными народнохозяйственными объектами. Дело порой доходило до абсурда — они неделями не могли ни встретиться, ни переговорить (по связи) с Гайдаром или с его министрами по самым критическим ситуациям в регионах. «Выход» из этой ситуации они нашли «оригинальный» — звонили мне или приходили прямо в приемную Председателя Верховно­го Совета, зная, что я, конечно, выслушаю их. Затем просят, чтобы их приняли в правительстве. Я звоню Гайдару, или какому-то министру, с которым не может встретиться мой собеседник — руководитель области или края, — и прошу принять такого-то, внимательно его выслушать; и не про­сто — выслушать — а помочь в решении «его вопроса». Вот такая странная связь с регионами была тогда у федерально­го правительства.

И, как было отмечено, в деятельности этого нового ель­цинского правительства преобладала какая-то необычай­ная жестокость по отношению к народу. Его представители бравировали понятиями — называли себя «камикадзе», постоянно говорили о том (в интервью с прессой), что без «жертв» не обойтись, поскольку глубокие реформы «невоз­можны без кровопускания» — все это было слышать очень странно. — Почему нужны эти «жертвы»? — задавал я во­прос и Гайдару, и Бурбулису, и Чубайсу — со своего предсе­дательского места на заседаниях Верховного Совета, когда эти должностные лица докладывали очередной вопрос Пар­ламенту. — И ничего вразумительного в ответ мы не слыша­ли, кроме невнятных попыток рассуждать на отвлеченные темы. Это вызывало издевательский хохот, насмешки со стороны опытных парламентариев, сидевших в зале.

...Расхождения между Верховным Советом и правитель­ством становились все рельефнее — в силу прежде всего не­профессионализма правительства, взявшего на вооружение синтез троцкистско-большевистских и либерально-моне­тарных методов — «прыжками» и «скачками», немедлен­но создать «рынок», при котором «государство вообще не должно вмешиваться в социально-экономическую жизнь общества». Соответственно, останавливались заводы и фабрики, их рабочие перестали получать заработные пла­ты, люди перестали летать на самолетах, «замерзла» жизнь морских и речных портов. В Самаре я увидел удивительную картину. Мэр, Олег Сысуев, повез меня «кататься» по Вол­ге — кроме нашего катера, на этой великой реке я не заметил ни одного другого судна. «Все замерло — грустно говорит Сысуев, — никаких перевозок грузов не осуществляется — нет денег. Пассажирские суда также более не курсируют — не до этого...» Академики сообщают, что не могут вылететь в Москву из Сибири и Дальнего Востока на годовую сессию Академии наук России... нет денег на покупку билетов на авиарейсы.