Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина

Хасбулатов Руслан Имранович

Первый этап. Собственно, история приватизации в СССР (и соответственно, в России), началась задолго до ее начала в 1992 году — с момента принятия в 1988 году Вер­ховным Советом СССР Закона «О государственном пред­приятии (объединении)» в СССР. Этот Закон предоставил государственным предприятиям достаточно широкую эко­номическую самостоятельность, но одновременно разрушил управленческую пирамиду: Госплан — министерства — предприятия. Директора фактически стали владельцами предприятий. Несколько позже стали в массовом порядке появляться экономические организации, сформированные трудовыми коллективами на правах аренды имущества сво­их предприятий (в аренду с выкупом и без такового); бы­стро возрастала численность кооперативов, акционерных обществ и товариществ. Аналитики отмечали, что «коммер­циализация госсектора пошла настолько широко, что затро­нула даже Министерство обороны (СССР. — РХ), вплоть до войсковых

частей. Все это происходило при отсутствии нормативной базы, системы специального учета и контроля, поэтому реальные масштабы первого этапа приватизации, которую мы называем стихийной, до сих пор неизвестны...» (См.: Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков. М., 2004. С. 429.)

Второй этап. На следующем этапе (1990—1991 годы) была начата разработка законодательной (нормативной) базы, регулирующей владение, пользование и распоряже­ние собственностью, ее переход из одной в другие формы собственности. Основой этого законодательства следует рассматривать Закон Российской Федерации от 3 июля 1991 года № 1531-1 «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РФ» (отметим, этот Закон был принят до ГКЧП и задолго до появления в российском правительстве Гайдара, Чубайса и прочих, принятых счи­тать «отцами» российских реформ). До середины 1992 года российским парламентом был принят целый свод законов и постановлений, регламентирующих процессы приватиза­ции и банкротства хозяйствующих субъектов. Одним из ос­новных в этом «пакете» был Закон Российской Федерации от 3 июля 1991 года «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР» (и этот Закон был принят без «команды Гайдара», до ГКЧП). Одновременно приватизационное зако­нодательство российского парламента заложило основы ин­ституционального механизма приватизации — перестроило структуру правительства, создало Фонд Федерального иму­щества, построило систему арбитражных судов, институты кредитного механизма и другие институты, необходимые для формирования рыночной (конкурентной) среды.

Однако введение в действие этих нормативных актов за­труднялось тем, что Ельцин и его «люди» в правительстве Ивана Силаева с начала лета 1991 года буквально «затерро­ризировали» главу правительства, добиваясь его смещения. Было упущено много времени. И лишь после подписания президентом указа от 29 декабря 1991 года «Основные по­ложения программы приватизации государственных и муни­ципальных предприятий на 1992 год началась реализация принятого парламентом ранее Закона (правда, с очень гру­быми нарушениями и произвольными толкованиями норм Закона).

Следующий указ президента, появившийся 29 января 1992 года, *Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий», несмотря также на его об­ширные недостатки, был важен тем, что он утвердил практи­ческий механизм приватизации, в своей основе очерченный июньским Законом (1991 года) Верховным Советом Рос­сии. Указ был настолько важен, что требовал своего согла­сования с парламентом — это было достигнуто лишь в июне 1992 года, вместе с принятием Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предпри­ятий на 1992 год.

Кто-то скажет: «Парламент тормозил работу прези­дента по приватизации...» Да, тормозил. А куда надо было спешить? Разве это было просто: колоссальную государст­венную, реально общенародную собственность — дающую людям бесплатно лечиться, учиться, отдыхать, дающую работу всем без исключения трудоспособным членам об­щества, — одним махом, без долгих размышлений передать в чьи-то руки, причем с возможностью риска потерять эту собственность?

С появлением этой программы началась массовая при­ватизация в стране. Но, очевидно, в президентско-правительственных кругах полагали, что парламентский закон о программе приватизации «слишком сложный» (хотя он был согласован с правительством и подписан президентом), по­этому «темпы приватизации не соответствуют плановым» (по данным ПСИ, было приватизировано только 18,6% от общего числа предприятий). В августе 1992 года (в период каникул Верховного Совета) появляется президентский указ «О введении системы приватизационных чеков в Рос­сийской Федерации»; этот указ во многим противоречил принятому ранее приватизационному законодательству, в частности положениям программы, был направлен на про­стое ускорение передачи государственной собственности в частные руки. В частности, указ легализовал «чековую» (ваучерную) приватизацию, которая послужила одним из главных механизмов растаскивания государственной соб­ственности и скупки приватизационных чеков у членов коллективов предприятий за бесценок. Таким образом, этот президентский указ был прямо и непосредственно корруп­ционным.

В то же время государственная программа приватизации предусматривала следующие цели:

• повышение эффективности

деятельности предприятий путем их приватизации;

• создание конкурентной среды и содействие демонопо­лизации народного хозяйства;

• привлечение иностранных инвестиций в экономику России;

• социальная защита населения и развитие объектов со­циальной инфраструктуры за счет средств, поступивших от приватизации;

• содействие процессу стабилизации финансовой ситуа­ции в стране;

• создание условий и организационных структур для расширения масштабов приватизации в 1993—1994 годах.

Указ президента отбросил все цели, кроме последней — вся деятельность правительства оказалась подчиненной задаче «ускорения приватизации». Особенно эта задача стала характерной после расстрела Парламента в начале октября 1993 года. В 1993 году число приватизированных предприятий составило 88,6 тыс. (36,1%), а в 1994 году оно возросло до 112,6 тыс. (47%). Прав академик Н.П. Федоренко, когда писал, что «при такой гонке было трудно достичь перечисленных выше целей (Программы. — Р.Х.), экономиче­ские соображения отходят на второй план, первыми зада­чами становятся политические; в стороне остались вопросы улучшения управления предприятиями и повышения их эф­фективности. Таким образом, концепция и ход приватизации были трансформированы. Провозглашенные цели оказались формальными, пропагандистскими лозунгами». (Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков, с. 431.) Правящая бюрократия торопилась, она жадно хватала самые прибыльные, мощные, современные государственные предприятия, недра, богатые нефтью, газом, рудами, нефтеперерабатывающие и химиче­ские предприятия, могучие заводы ВПК. Все транжирилось. Стали появляться первые схемы сращивания госаппарата и дельцов, замаячили на горизонте первые олигархические семейства, влияние которых на Кремль стремительно воз­растало.

Отношение научно-экспертного сообщества к «реформам»

Страна всегда имела множество талантливых ученых, в том числе в экономической науке. Самые авторитетные ученые-экономисты страны были чрезвычайно озабоче­ны теми действиями, которые проводило правительство в рамках избранной модели экономических преобразований. Например, 6 марта в «Независимой газете» была опублико­вана большая статья академика Н. Петракова и профессора В. Перламутрова с жесткой критикой самих теоретических основ правительственной политики. Авторы прямо ука­зывали на гибельные для страны ее последствия, и по су­ществу, обратились к парламенту с требованием провести публичные парламентские слушания по складывающейся социально-экономической ситуации в стране.

«Гайдаризм — это реакция на свой собственный мар­ксизм» — так была озаглавлена большая статья акаде­мика Георгия Арбатова в той же «Независимой газете» (13.03.1992), он писал: «Последние месяцы я, как, наверное, многие, живу с ощущением усиливающейся тревоги. Ее вну­шает прежде всего положение в экономике, курс, проводи­мый здесь российским правительством, с начала текущего года — писал этот известный ученый. — Авторы нынешнего курса, отвечая критикам, часто ссылаются на то, что их программа прошла международную экспертизу, пользуется поддержкой виднейших зарубежных экономистов и, по сути, указывает единственно возможный, даже неизбежный путь, которым уже прошли Мексика, Польша и другие страны.

Я то, и другое, и третье — неправда», — твердо заявляет этот деликатный ученый, много повидавший на своем веку, консультировавший и Хрущева, и Брежнева, и Андропова по вопросам американо-советских отношений.

В доказательство академик приводит некоторые эпизо­ды дискуссии, которая проходила в конце января 1992 года на заседании американской общественной организации «Комитет по советско-американским отношениям» (дейст­вующий с 70-х годов). Основным докладчиком был пред­ставитель «Чикагской экономической школы» профессор Джерри Сакс, ставший советником российского президента. Он сообщил, что основными инструментами «Программы для России» являются: формирование сбалансированного бюджета за счет многократного сокращения расходной час­ти, полная либерализация цен, что позволит «освободить­ся» от «ненужных государственных предприятий», и при­ватизация. Всемирно известный экономист, профессор Дж. Гелбрэйт, комментируя основные положения доклада Сакса, сказал: Западе слишком хорошо знают, что такой подход неприемлем. И потому никогда не позволят осуществлять его на практике в своих собственных странах». Удивитель­но, но эти же слова я сказал Саксу в ноябре 1992 года, когда по его просьбе я принимал его и имел с ним продолжитель­ную беседу. В той беседе Сакс откровенно признался, что политика правительства Ельцина — Гайдара «не принесла ожидаемый успех». Он просил меня дать правительству еще один «шанс» и на предстоящем в декабре Съезде народных депутатов не отправлять Гайдара в отставку.