Пресвятая Дева Одиночества
Шрифт:
— Будьте добры, могу я поговорить с сеньорой Росой Альвальяй?
Да, это он, и звонит напрямую, без посредников— начало хорошее. Я объясняю ему то, что должна объяснить, повторяя заранее заученные фразы.
— Мне очень жаль, но никак не получится, я должен сегодня уехать из города, у меня мало времени… Вернусь через неделю, вы еще будете здесь? Тогда я бы с удовольствием дал вам интервью…
Нет, через неделю это не получится… Не собирается ли Сантьяго Бланко где-нибудь перекусить? В конце концов, перед отъездом люди тоже едят. Мы могли бы использовать это время… Бедный писатель не знает, как противостоять моей настойчивости… Мы уточняем детали… Да,
С победной улыбкой я положила трубку, влажную от пота, и принялась кружить по дому, сгорая от нетерпения. Потом снова подошла к телефону, но на этот раз позвонила в Сантьяго. Оказалось, Мартина Робледо Санчеса я разбудила, хотя день там был в полном разгаре — половина второго.
— Ночью практически не спал… Извини, Роса, дай хоть стакан воды выпью… чтобы лучше соображать.
Его не было всего несколько мгновений, потому что в квартире в Парке Форесталь, насколько я помню, кухня рядом со спальней, а значит, карточка «Энтел» [32] , врученная мне шефом, сильно не пострадает. Вернулся он с пивом, о чем не замедлил мне сообщить.
[32]
Телефонная карта.
— Ты пьешь пиво на завтрак? — в ужасе спросила я.
— Я пью пиво в любое время… У меня нет предрассудков… Так, говоришь, ты в Мехико? Какого черта ты там делаешь?
— Ищу твою подругу, вот какого черта.
— А, Карменситу… И есть успехи?
— Там видно будет… Мартин, мне нужна одна маленькая информация, которую можешь дать только ты.
— Спрашивай, я в твоем полном распоряжении. Все-таки он чертовски обаятелен, неужели К.Л.Авила этого не замечала?
— Постарайся вспомнить. Во время ваших многочисленных совместных поездок вы никогда не пересекались с мексиканским писателем Сантьяго Бланко?
— Сантьяго Бланко…— повторил он и надолго замолчал, а я даже разочарованно подумала, что это, видимо, пустой номер. — Да, мы встречались во Франкфурте примерно три года назад… точно не помню, когда Мексика была главным гостем книжной ярмарки. А потом он раза два приезжал в Чили за счет издательства. Кармен представляла его последнюю книгу.
— Когда это было?
— Ну не знаю, год или полтора назад.
— О его пребывании в Чили ты, наверное, мало что можешь рассказать… а вот о Франкфурте… не помнишь ничего особенного? Или нет, не так: они с Кармен были только друзьями?
Я слышу, как он хмыкает в трубку.
— Возможно, — отвечает он, и я за тысячи километров чувствую, что он неспроста отделывается одним словом.
— Что это значит, Мартин?
— Ничего, Роса, ничего. Да, они были друзьями, и в этом нет ничего странного, потому что, встречаясь с мексиканцами, Кармен сама становилась мексиканкой.
— Но почему ты сказал «возможно»?
— Не загоняй меня в угол… Я вообще ничего не должен был говорить, я обещал ей.
Неужели Мартин Робледо Санчес не понимает, что уже все сказал?
— Ты говорил, она была верной женой…
— Ну нельзя же понимать все буквально. Конечно, она была верной… Насколько я знаю, у нее никогда не было любовников. По крайней мере, со мной она не спала.
— А что произошло во Франкфурте?
— Я ничего не видел, просто однажды вечером позвонил и не застал ее в номере, хотя перед этим она попрощалась со мной,
— Но почему ты полагаешь, что она провела ее с Сантьяго Бланко?
— Она сказала, что была в отеле, где остановились мексиканцы, и если действовать методом исключения: один слишком стар, другой какой-то вялый, то… А когда мы, просматривая программу книжной ярмарки в Майами, увидели его имя и я отпустил какую-то шутку, она рассмеялась, причем без всякого стеснения.
— Ты хочешь сказать, что Сантьяго Бланко был в Майами?
— А разве Томас не говорил, что полиция допрашивала всех латиноамериканских писателей, участвовавших в ярмарке?
— Говорил, но я не догадалась попросить список…
— Да, Роса, проницательной тебя не назовешь, — с издевкой произнес он. — Но ничего, не расстраивайся, они-то ведь никуда не сбежали.
— Это-то я знаю… — Моя оплошность не давала мне покоя. — Ну что ж, ты очень помог, можешь возвращаться в кровать…
— Теперь уже нет, ты меня окончательно разбудила… Если что-то еще понадобится, я к твоим услугам…
— Спасибо, Мартин, приятно хоть от кого-то это услышать…
Я положила трубку, взглянула на часы, снова сняла ее, вызвала такси, поправила волосы, подкрасила губы, достала из письменного стола Уго маленький диктофон, который вчера специально проверила, и отправилась разбираться дальше со скитающейся невесть где писательницей.
Старый, огромный, ставший уже почти легендарным книжный магазин «Ганди» был, как всегда, полон народа, и приглушенные голоса покупателей, сливаясь, создавали нечто вроде постоянного музыкального фона. В другое время я бы постояла у каждого прилавка, но сегодня цель у меня была иная, и, купив одну-единственную книгу— «Отблески Индии» Октавио Паса, — я твердым шагом направилась к лестнице, ведущей в кафе. На мое счастье, нашелся свободный столик, который я тут же и заняла, водрузив на него сумку, книгу, диктофон, блокнот, поскольку якобы собиралась брать интервью, и томик «Волчицы». Пытаясь справиться с нахлынувшим вдруг волнением, я дважды взглянула на фотографию на обложке. Очевидно, это подействовало, потому что, когда пять минут спустя в кафе вошел огромный мужчина средних лет и зал второго этажа сразу словно уменьшился в размерах, я уже полностью владела собой.
В руке у него синяя матерчатая сумка с фирменным знаком магазина (такие дают только тем, кто истратил на покупку книг кругленькую сумму), вопрошающий взгляд блуждает по столикам. Достаточно массивный, но не толстый, крупная голова с копной седеющих волос, черты лица властные, усы одного цвета с волосами, только на кончиках чуть белее, что создает контраст со смуглой кожей, свидетельствующей о том, что человек ведет здоровый образ жизни, много времени проводит на свежем воздухе и не прячет лицо от солнца; лоб высокий, нос довольно длинный и заостренный, а глаза какого-то неопределенного цвета, скорее всего, карие. Одет он в табачного цвета свободный льняной костюм и белую рубашку с двумя расстегнутыми верхними пуговицами. В его облике есть какая-то чрезмерность, но как раз она-то и делает этого здоровяка привлекательным. Видимо, он привык к тому, что сразу притягивает к себе взоры окружающих, где бы ни оказался.