ПРЕВЕД победителю
Шрифт:
Дома не было никакой еды, кроме йогуртов и закисшей квашеной капусты. В бешенстве Бурков захлопнул холодильник и пошел в спальню. Жена разлеглась там с какой-то белой дрянью на лице и колесиками огурцов на веках. Комната сотрясалась пением Юрия Антонова. На прикроватной тумбочке стоял пустой стакан, на полу валялись бутылки.
Бурков подскочил к жене и принялся трясти ее за плечи. Огурцы упали на свежее белье.
— Ты почему, сука, не убираешь за собой?! — орал он. — Ты почему такая сука? Мать твою, почему?!!
Она,
— А чего это я буду корячиться, когда у меня домработница есть?
Этот вопрос окончательно вывел Буркова из себя.
— У тебя, сука, домработница?! Домработница, говоришь! А хули ж я работаю на твою домработницу? Кто тебе, сука, сказал, что ты будешь только бухать и ни хрена не делать, а?!
Бурков легонько стукнул ее по щеке.
Измазался.
— Ты руки-то не распускай, — сказала жена, — расслабиться хочешь? Ну, пойди, сними шлюху, а от меня отъебись-ка.
Бурков оторопел.
— С меня хватит, Оля, — тихо произнес он, спустя минуту, — я ухожу, завтра вечером заеду за чемоданами, скажи домработнице, чтобы собрала мои вещи.
Тут уж настал ее черед орать и биться.
Бурков с жалостью и каким-то изумлением смотрел на искаженное, в засохшей белой пене лицо жены.
Как это, оказывается, просто.
4
«Я трахал ее всего восемь раз в жизни,» — подумал Кульберг за завтраком. Его жена, похожая на маленького безрадостного аиста пила зеленый чай.
Кульберг нервно воспроизводил в памяти последнюю встречу с Анжелой, у него дома. Жена уезжала на выходные к матери, в Старицу.
Они встретились у метро, утром. В 11:30. Анжелка зачесала волосы назад и выглядела по-новому — юной и беззащитной.
— Еле вырвалась, привет, — бросила она, целуя Колю в щеку, — веди.
Дома у Коли Анжела попросила пить. Он принес ей стакан томатного сока. Она выпила залпом, сходила в ванную, вернулась в одних трусах.
Кульберг быстро разделся и, отодвинув ее трусы в сторону, стал лизать, погружаясь в нее языком. Она пахла ландышевым мылом, которое лежало в ванной.
Когда он лизал быстрее, она всхрапывала, как сильная молодая лошадь. Что-то шептала, перекатывалась головой по подушке. Кончала Анжела всегда как-то внезапно, сжимая его голову напряженными ляжками, и Кульберг ложился на нее, обхватывал ладонями ее безумное в такие моменты лицо, и бился в ней, пока не кончал сам. С ней это у него быстро получалось.
— А я так не хочу умирать, — вдруг сказала Анжела, словно бы продолжая давно начатый разговор.
Кульберг все еще лежал на ней, сладостно опадая.
— Почему? — спросил он.
— Мне страшно это представить — ничего. Лучше бы, как у индусов, переродиться. Хочу быть зверем, тигром или львом, а ты?
— Я в это не верю, — сказал Кульберг.
— Ну и дурак, — Анжела поцеловала его в подбородок.
Кульберг подумал о предстоящей, сегодняшней их встрече. Придется трахаться стоя, в ресторанном сортире. Ему бы это и в голову не пришло, но Анжела спокойно проделывала такие вещи. Из восьми раз пять случились в заведениях общепита, еще два раза — у Кульберга дома и один — у Анжелиной распущенной подруги, Даши.
Тогда Анжела еще раз попросила соку. Они пили, соприкасаясь плечами, из одного стакана. Коля снова наполнялся желанием, целовал ее ухо, посасывал теплую золотую сережку. Потом они спали, он чувствовал, что влюбился, горячо и больно, как будто упал и разбил коленки. Анжела ушла в 17:00, ландышевое мыло еще два дня напоминало о ней. Потом ощущения стерлись, с этим ничего не поделаешь.
Кульберг приоделся: коричневая шелковая рубашка с отливом, кашемировая желтая безрукавка, джинсы и двухцветные желто-коричневые ботинки. День был холодноватый. Жена неодобрительно следила за Колей. Она была из простой семьи, до поступления на журфак МГУ жила с матерью и отчимом в деревянной избушке под Тверью. Измены мужа своей жене представлялись в ее среде чем-то настолько естественным и само собой разумеющимся, о чем и говорить не стоит. Она не была полностью уверена, что Кульберг изменяет, потому и не подозревала, просто ей не нравилось, когда он наряжался, как клоун.
Ей необходимо было сказать ему нечто очень для них обоих важное.
— Коль, а Коль, — она настигла мужа в прихожей, где он, выпятив подбородок, рассматривал в зеркале результаты бритья.
— А, — сказал он, не глядя на нее.
— А ты куда?
— На работу, — коротко ответил Кульберг.
— Так поздно?
— Сегодня круглый стол с писателями.
— Ясненько. — жена завертелась вокруг Коли, как ужаленная под хвост собачонка. — Мне надо с тобой поговорить, Коль.
— О чем?
Она растерялась:
— Ну, о будущем.
— Давай, потом. Я побежал.
Дверь у них закрывалась автоматически. С глухим, равнодушным щелчком.
5
Осторожно ступая, неся голову, как каменный сосуд с болью, Анжела приковыляла в ванную. В аптечке отыскала анальгин и выпила две таблетки. Лицо было непотребно опухшим, руки подрагивали. Анжела включила воду и принялась оттирать с руки надпись: «18:00 Плакат».
Она попыталась позавтракать, но ее вырвало.
Постанывая, Анжела вернулась в постель. В спальне парил нестерпимый дух перегара, она со злостью распахнула окно.
— Ты чего это, а? — спросил муж, появляясь в дверях.
— Не знаю, — прошептала она.
— Давай, опохмелись, моя булочка, — он исчез и вернулся с двумя стаканами и бутылкой французского вина.
— А ты? — удивилась Анжела. — Ты не идешь на работу?
— Нет, сегодня решил побыть с тобой.