Прежде чем их повесят
Шрифт:
«Итак, охота окончена, лисы затравлены».
— Чему вы удивляетесь? — Глокта удобно откинулся на спинку стула. — О вероломстве Никомо Коски ходят легенды по всему Земному кругу. Едва ли найдется хоть одна страна, где он не предал своего нанимателя.
Стириец улыбнулся и поклонился еще раз.
— Деньги, — проговорила Эйдер. — Меня удивляет не его вероломство, а ваши деньги. Где вы их достали?
— Мир полон неожиданностей, — ухмыльнулся Глокта.
— Ты паршивая тупая сука! — завопил Вюрмс.
Его шпага еще не успела наполовину покинуть
— Все в порядке? — спросила она.
— Да-да, мы как раз заканчиваем. Иней, прибери этот мусор, хорошо?
Пальцы альбиноса сомкнулись на лодыжке Вюрмса, и практик поволок его, как мешок, через всю комнату к выходу. Эйдер посмотрела на его жалкое лицо, скользившее по плитам пола, затем подняла взгляд на Глокту.
— И что теперь?
— Теперь? В камеры.
— А потом?
— Потом мы посмотрим.
Он подал знак и указал большим пальцем в сторону двери. Двое практиков протопали вокруг стола, ухватили королеву торговцев под локти, после чего быстро и бесстрастно вывели ее из аудиенц-зала.
— Итак, — проговорил Глокта, меряя Виссбрука пристальным взглядом, — кто-то еще хочет принять предложение посланника о капитуляции?
Генерал, все это время молча стоявший возле стола, глубоко вздохнул и вытянулся по стойке «смирно».
— Я солдат. Я исполню любой приказ его величества или лица, уполномоченного его величеством. Если приказано удерживать Дагоску до последнего, я отдам всю свою кровь до капли ради этого. Заверяю вас, я ничего не знал ни о каком заговоре. Возможно, я действовал опрометчиво, но всегда искренне, в меру своего понимания, заботился об интересах…
Глокта махнул рукой.
— Вы меня убедили. Утомили, но убедили. — «Я и так потерял сегодня половину правящего совета. Если не остановлюсь, мое рвение могут счесть излишним». — Гурки, без сомнения, начнут атаку с рассветом. Займитесь обороной города, генерал.
Виссбрук прикрыл глаза, сглотнул, вытер пот со лба.
— Вы не пожалеете о том, что поверили мне, наставник.
— Надеюсь, что нет. Идите.
Генерал поспешно вышел, словно боялся, что Глокта передумает; практики последовали за ним. Витари подняла опрокинутый стул Вюрмса и аккуратно задвинула его под стол.
— Чистая работа. — Она задумчиво качала головой. — Очень чистая. С радостью признаю, что я не ошиблась на ваш счет.
Глокта фыркнул.
— Вы не представляете, насколько малую ценность имеет для меня ваше одобрение.
Ее глаза улыбнулись ему поверх маски.
— Разве я говорила, что одобряю вас? Я лишь сказала, что это чистая работа.
Она повернулась и не спеша вышла из комнаты. В аудиенц-зале остались только Глокта и Коска. Наемник вновь прислонился к стене и беспечно сложил руки на груди, разглядывая инквизитора с легкой улыбкой. За все это время он так и не сдвинулся
— Думаю, в Стирии вы имели бы успех. В вас много… безжалостности, так это называется? Как бы там ни было, — Коска небрежно пожал плечами, — я с удовольствием буду служить под вашим началом.
«Пока кто-нибудь не предложит тебе больше, верно, Коска?»
Наемник указал на отрубленную голову:
— Что я должен с этим сделать?
— Выставить ее на зубце городской стены, где она будет хорошо видна. Пусть гурки оценят нашу решимость.
Коска прищелкнул языком.
— О, головы на пиках! — Он стащил голову со стола за длинную бороду. — Это никогда не выходит из моды.
Дверь за ним захлопнулась, и Глокта остался в аудиенц-зале один. Он потер онемевшую шею и вытянул затекшую ногу под запачканным кровью столом.
«Сегодня я хорошо поработал. Но день уже окончен».
Снаружи, за высокими окнами, над Дагоской сгущалась тьма. Солнце уже село.
Среди камней
Над равниной появились первые признаки рассвета: отблески на исподе огромных туч и на краях древних камней, тусклый просвет на восточном горизонте. Это зрелище редко доводится видеть человеку — первое тусклое зарево; во всяком случае, Джезаль его видел нечасто. Дома он, в безопасности казармы, сейчас крепко спал бы в теплой постели… Ни один из спутников мага не уснул этой ночью. Они провели эти долгие холодные часы в молчании, сидя на ветру и стараясь вовремя заметить силуэты преследователей на равнине. Они ждали. Ждали рассвета.
Девятипалый хмуро взглянул на восходящее солнце.
— Самое время. Скоро они придут.
— Правда, — онемевшими губами пробормотал Джезаль.
— Теперь слушай меня. Оставайся здесь и присматривай за повозкой. Почти наверняка кто-нибудь захочет обойти кругом, чтобы приблизиться к нам с тыла. Поэтому ты остаешься здесь. Понял?
Джезаль сглотнул. Горло его сжалось от напряжения. Он мог сейчас думать только об одном: как все несправедливо. Как несправедливо, что ему придется умереть таким молодым.
— Отлично. Мы с Ферро будем с той стороны, вон за теми камнями. Думаю, в основном на нас будут наступать оттуда. Если что случится, кричи, но если мы не придем… ну, сделай, что сумеешь. Возможно, мы будем заняты. Или мертвы.
— Мне страшно, — сказал Джезаль.
Он не хотел этого говорить, но сейчас это вряд ли имело значение.
Но Девятипалый лишь кивнул.
— Мне тоже. Нам всем страшно.
Ферро со свирепой усмешкой поправила колчан на груди, подтянула перевязь меча, надела перчатку для стрельбы, пошевелила пальцами, ущипнула тетиву: все прилажено, все готово к бою. Перед битвой — весьма вероятно, смертельной — она выглядела так, как выглядел Джезаль, когда он собирался на ночную прогулку по тавернам Адуи. Ее желтые глаза возбужденно горели в утреннем сумраке, словно она не могла дождаться, когда все начнется. Джезаль впервые видел ее такой радостной.